Крепко ударило по ушам, зато надо мной появилось светлое пятно. Потянулся к нему губами, но и в отверстии плескалась вода. До воздуха сантиметра два-три. Мне бы тростиночку, соломинку, трубку… Дальше действовал автоматически, сознание уже отключилось. Руки удалили патрон из ствола, сунули Макаров в образовавшийся проем. Ствол шел туго, пришлось упереться в дно ногами и давить с силой. Я охватил ртом, как можно дальше, дырку для выброса гильзы, зажал отверстие для магазина в рукоятке ладонью и остатками перегорелого воздуха дунул в ствол, очищая его от воды. Назад потянул воздух осторожно, медленно, чтобы не закашляться, если попадет в легкие жидкость. Сделал вдох, другой. Вместе с воздухом в рот попали песчинки с половиков. Песок пришлось проглотить, и я подумал, что любитель истории Соснов мог бы подметать коридорчик почище, не разводить грязи. Вода в пистолет все-таки попадала из рукоятки, но я боялся оторваться от неожиданного источника воздуха и заглатывал ее вместе с пылью, которую засасывал через ствол.
Сколько прошло времени? Биологические мои часы испортились, понеслись вскачь, измеряя время мгновеньями. Мне казалось, что прошел день. Ну, а если прикинуть трезво, то несколько минут, может быть, четыре. Сквозь воду, которая проводит звук лучше воздуха, услышал скрип двери и осторожные шаги над головой. Видно, там, наверху, решили, ’по ловушка сработала, я от страха застрелился, не подавал признаков жизни, не стучал в пол, значит — «готов». Для верности надо мной потоптались еще минуту. Видно, им не терпелось убедиться в моей кончине. Щелкнул запор, крышка скрипнула и подалась. Сквозь воду я увидел слабый свет и сунул туда руку, безвольно плавающую, для приманки.
Наверху больше не сомневались. Крышка открылась совсем и стукнула о стену. Человек наклонился, стала просматриваться тень. Меня начали подцеплять, похоже, кочергой. Но рука с кочерги соскальзывала. В этот момент я проглотил новую порцию воды и едва не раскашляйся. С большим трудом удержал дыхание, боясь выдать себя, ведь тогда крышка мгновенно захлопнется, и я останусь в ледяной темноте. Тот, кто действовал наверху, сунулся в воду, схватил меня за рукав и потащил, сначала слабо, затем сильнее. Я подался на рывок и всплыл, крепко ухватясь за протянутую руку. Я так остыл и ослаб, что самому было уже не выбраться из ледяной могилы.
Тот, что был наверху, отпрянул, испуганный ожившим покойником. Но я поразился не меньше, наткнувшись взглядом на клетчатую кепочку и круглое, застывшее в немом крике, лицо Реброва.
Я дернул его вниз:
— Патроны достал?
— Не ушпел еще, — икнул см от страха, упершись в край люка.
Я дернул сильнее. Ребров в ужасе пополз назад и вытянул меня с того света. Он встал на ноги и поднял меня, висевшего на нем, как пиявка. Следовало действовать быстро, пока он не опомнился и не понял, как я слаб.
— Раз у тебя патронов нет, а у меня полная обойма, то раздевайся быстро. Ну! А то еще один зуб выбью, скотина!! — я отпустил его и прислонился к стене.
Он торопливо начал раздеваться.
— Трушы мошно оштавить?
— Ничего тебе больше не понадобиться, снимай!
Когда он стоял на одной ноге, вынимая вторую из трусов, я собрался с силами и толкнул его. Видно, Бог помог мне: расплескивая воду, Ребров рухнул в подпол. Тут же высунул голову из воды, ухватился за крышку, завопил:
— Нет! Не хошу! У меня двое детей! Пошалей малюток!
— Водка в доме есть?
— На кухне пошатая бутылка, тебе сштавил.
— Подожди, я сейчас. — Надавил ему на затылок, погрузил в воду и захлопнул крышку люка. Ребров тотчас заколотил кулаками в доски. — Ничего, подождешь, — прошел на кухню, взял со стола выпитую до половины бутылку и, не сходя с места, осушил ее прямо из горлышка. Отломил кусок хлеба, зажевал и вернулся в коридорчик. Внизу, под полом, тихо. Неужели захлебнулся? Откинул половичок и увидел ствол своего «Макарова», торчащий из дырки от сучка. Из ствола, насколько я мог понять, шел сивушный дух. Я отщипнул хлебного мякиша и залепил ствол. Снизу тотчас яростно заколотили в пол. Потом Ребров догадался дунуть. Пулька из хлебного мякиша ударила меня в грудь. Вообще-то он мог выстрелить и настоящей пулей, но для этого следовало перестать дышать.
Наконец тепло из желудка стало распространяться по телу. Я почувствовал сначала голову, потом руки, ноги, понял, что способен действовать. Сбросил с себя мокрую сдежду, надел то, что оставил Ребров, и еще натянул ватник с вешалки. Откинул крышку люка, и голова Реброва с жадно раскрытым ртом тотчас высунулась из воды. Отдышавшись, он тоненько взвыл. Преступнику, как и детективу, чтобы выжить, необходимо умение играть, плакать и смеяться по заказу. Но сейчас он на дне, в водяной могиле, и мои вопросы отстранены от него, как жизнь отделена от смерти. Я просто спрашивал, а он отвечал.
— Как ты выбрался с места засады?
— Под третьим штогом у меня летал ботник. Набил его шеном и поплыл.