Стенающий колодец

– Ни в коем случае! – завопил Пакстон. – Вы меня извините, вы были так добры ко мне, но разве вы не понимаете, что она должна вернуться на место, а ночью я туда идти не в состоянии, а днем невозможно. Вероятно, вы не замечаете, но все дело в том, что с тех пор, как я к ней прикоснулся, я не один.

Я начал было нести какую-то чушь, но Лонг остановил меня взглядом. И сказал:

– Кажется, я замечаю, но все-таки… не было бы лучше… если бы вы нам объяснили ситуацию?

Тут все и началось: Пакстон оглянулся и поманил нас к себе поближе, а потом тихо заговорил. Мы слушали его очень внимательно, потом сравнили все, что запомнили. Я все это записал и уверен, что повторил его рассказ слово в слово. Он рассказал:

– Это началось, когда я еще только осматривал холм. Он все отталкивал и отталкивал меня. Там все время был кто-то… мужчина… у пихты. Днем, как вы понимаете. Передо мной он не оказывался никогда. Я видел его лишь краешком глаза то слева, то справа, а когда я поворачивался, он пропадал. Я, например, ложился и лежал подолгу, чтобы изучить землю, и никого не было, а как только вставал, он вновь появлялся. А потом он стал подавать мне знаки… вот кладу я этот молитвенник… в последнее время я все время его специально закрывал… возвращаюсь, а он на столе, открытый на титульном листе, где все имена, и бритва сверху лежит, чтобы он не закрылся. Наверное, он не смог открыть мой чемодан, а то еще что-нибудь бы произошло. Он же легкий и слабый, но не хотел бы я столкнуться с ним лицом к лицу. Когда я рыл туннель, было еще хуже, и если бы я не был таким упрямым, то давно бы все бросил и убежал. Будто кто-то все время царапал мне спину; сначала я думал, что земля на меня сыплется, но чем ближе я подвигался к короне, то все сильнее он меня царапал. И когда я нашел ее и вытащил, сзади меня послышался крик… каким же он был неутешным! И угрожающим. Он мне всю радость испортил в тот момент. И, если бы я не был таким кретином, я бы положил ее на место и оставил все, как есть. Но я не сделал этого. А дальше все превратилось в кошмар. Мне несколько часов потребовалось, чтобы выбраться наружу и спокойно дойти до гостиницы. Сначала я засыпал туннель и заметал следы, а он все время мне мешал. Знаете, иногда его видишь, а иногда и нет – как ему хочется. Он вроде бы рядом, но его нет. Он может перевоплощаться. Так вот оттуда я убрался до рассвета, добрался до станции и поехал до Сибурга на поезде. И хотя было уже светло, лучше не стало. Эти изгороди, кусты, заборы… в общем, темные леса… я себя спокойно ни минуты не ощущал. А потом я стал встречать людей, идущих на работу, и все они как-то странно на меня смотрели – может, потому, что удивлялись, что я иду так рано; но мне кажется, что не только поэтому… видите ли, они глядели не на меня. И носильщик на вокзале тоже. И проводник после того, как я вошел в купе, еще минуту держал дверь открытой, словно кого-то еще впускал, понимаете? Уверяю вас, я это не придумал. – И он невесело засмеялся. Затем продолжил: – И даже если я верну ее на место, он меня не простит – это я знаю наверняка. А как я был счастлив две недели назад.

Он плюхнулся на стул и, кажется, заплакал.

Мы не знали, что и сказать, но понимали, что обязаны прийти ему на помощь, поэтому мы его успокоили – что было, на наш взгляд, единственным выходом, – что, если он так настаивает на необходимости вернуть корону на место, мы ему поможем. И должен заметить, что после того, что мы услышали, это решение казалось верным.

Если с этим беднягой происходило такое, так, может быть, эта корона действительно обладает властью охранять побережье?

Мы выглянули из окна – стояла яркая полная луна, пасхальная луна. Лонг решил взять на себя коридорного. Ему надо было сообщить, что мы уйдем на часик погулять, и, если задержимся, пусть не волнуется и идет спокойно спать. Мы были постоянными постояльцами гостиницы и не причиняли прислуге неудобств, к тому же были всегда щедры на чаевые; таким образом, коридорный был успокоен и отпустил нас на берег, а сам, как выяснилось позже, остался нас ждать. Пакстон перебросил через руку пальто, под которым пряталась завернутая корона.

Вот мы и двинулись выполнять столь диковинное дело, даже не успев поразмыслить, что мы вообще собираемся делать. Я рассказал об этой части наших приключений коротко, чтобы стало по-настоящему понятно, с какой поспешностью мы пришли к решению и начали действовать.

– Быстрее всего туда добраться через вершину холма и церковный двор, – сообщил Пакстон, когда мы вышли из гостиницы и замерли на месте.

Вокруг никого не было – никого абсолютно. В это время года в Сибурге тихо и спокойно.

– Вдоль дамбы у домика идти не стоит: там собака, – добавил Пакстон, когда я предложил кратчайший путь: по набережной и через два поля. К мнению его стоило прислушаться.

И мы поднялись по дороге к церкви и свернули в церковный двор. Должен признаться, я все ждал, что появится кто-нибудь, кто покоится в этом дворе и знает, чем мы занимаемся; но они наверняка знали, что один из них нас сторожит, скажем так, поэтому мы их не видели. Но чувствовали, что находимся под надзором. Очень сильно это ощущалось. Особенно когда мы вышли со двора и ступили на узкую тропинку и по краям нас обступила высокая изгородь. Мы мчались мимо этих кустов, как по «долине смертной тени», и скоро оказались в открытом поле. Затем снова пришлось миновать изгороди, и я все мечтал поскорее попасть на открытое место – так бы я видел, идет ли за мной кто-нибудь. Затем мы прошли пару калиток и, свернув влево, выбрались на гребень, который и оканчивался тем самым курганом.

Когда мы к нему подошли, Генри Лонг почувствовал, да и я тоже – правда, очень неясно, – что там кто-то есть и нас ждет, причем его присутствие ощущалось сильнее, чем того, кто следовал за нами. О том, в каком жутком состоянии пребывал Пакстон, я не в состоянии рассказать: он пыхтел, как раненый зверь, и мы оба боялись взглянуть ему в лицо. Мы и не подумали, что с ним будет, когда доберемся сюда: он был вроде так уверен, что все получится. И так и оказалось.

Если бы вы видели, как он бросился к этой норе и забрался в нее – через несколько минут из нее торчала лишь половина его тела. А мы стояли с пальто и с носовыми платками в руках и, должен признаться, пугливо оглядывались. Никого не было. Темные пихты за нами тянулись одной линией к горизонту; справа, примерно в полмили от нас, виднелись еще деревья и церковная башня; слева домики и ветряная мельница; впереди тихое спокойное море; а с поблескивающей дамбы, где стоял домик, раздавался еле слышный собачий лай. По морю тянулась лунная дорожка, над нами беспрестанно шептались пихты, и рядом чуть бормотало море. И в то же время создавалось сильное впечатление, что совсем близко находится враг – будто собака на цепи, которая вот-вот сорвется.

Пакстон высунулся из норы и протянул руку.

– Давайте ее сюда, – прошептал он, – только сначала разверните.

Мы сорвали с нее платки, и он забрал корону. Когда он схватил ее, на нее упал свет луны. Сами мы до нее даже не дотронулись, и думаю, что к лучшему. Еще через мгновение Пакстон выбрался наружу и стал закапывать дыру прямо руками, которые уже кровоточили. От нашей помощи он отказался. Заделать нору так, будто ее никто никогда и не рыл, потребовало много времени, и все же – каким образом, я понятия не имею – ему это удалось.

Наконец все было сделано, и мы отправились обратно.