Стенающий колодец

22
18
20
22
24
26
28
30

– Все равно, я не желал терять время. Каким-то образом перекинул через нее велосипед и сам нырнул вслед за ним вперед головой, в последнюю минуту то ли ветка, то ли еще что добралось до моего локтя. Тем не менее из леса я выбрался. И не знаю, какое чувство сильнее охватило меня: радости или злости. Затем пришлось чинить шины. Инструменты у меня всегда с собой, и с починкой я всегда могу справиться, но на этот раз у меня ничего не получалось. Из леса я выскочил в семь, и на одно колесо у меня ушло пятьдесят минут. Как только я находил прокол, заклеивал его и надувал шину, она сдувалось вновь. И я был вынужден идти пешком. Этот холм примерно в трех милях отсюда?

– Да, если идти полями, по дороге же шесть.

– Так я и подумал. И решил, что даже на велосипеде мне придется ехать больше часа. Вот и все. Теперь очередь за вами и Паттеном.

– За мной? Мне-то рассказывать нечего, – уточнил сквайр. – Кстати, вы были недалеки от истины, когда решили, что находитесь на кладбище. Там таких должно быть несколько, верно, Паттен? Думаю, их там оставили после того, как они разрушились.

Паттен кивнул и явно хотел что-то сказать.

– Вот как, – заметил Фансшоу.

– Паттен, ты выслушал, что произошло с мистером Фансшоу, – начал сквайр. – Что ты об этом думаешь? Связано это каким-либо образом с мистером Бакстером? Налей себе портвейна, и мы тебя послушаем.

– Теперь мне получшало, мастер Генри, – сообщил Паттен, проглотив содержимое бокала. – Если вы и впрямь желаете знать, о чем думаю я, я положительно согласен рассказать вам об этом. Да, – продолжал он, оживляясь, – должен заявить, что то, что мистер Фансшоу сегодня испытал, очень связано с человеком, которого вы упомянули. И я думаю, мастер Генри, что имею все права говорить, потому как много лет поддерживал с ним знакомство и примерно в это же время десять лет назад был приведен к присяге на следствии по опознанию трупа, а вы тогда, ежели вспомните, мастер Генри, за границей путешествовали, и семью некому было представлять.

– Следствие? – переспросил Фансшоу. – Следствие по опознанию трупа мистера Бакстера?

– Да, сэр, по… того самого человека. А случилось это вот почему. Покойный, как вы уже, наверное, и сами догадались, был особенным человеком в своих привычках… так, во всяком случае, мне казалось, но это и всякий мог бы вам сказать. Он жил совсем один – ни кола ни двора, как говорится. И как он убивал свое время, мало кому точно известно.

– Он жил таким анахоретом, что никто толком и не узнал, когда именно он прекратил свое существование, – пояснил сквайр своей трубке.

– Прошу прощения, мастер Генри, только я как раз к этому и подбираюсь. Но когда я сказал, что он убивал свое время… то есть мы знаем, как любил он повсюду шарить и рыскать и сколько всяких вещей он собрал… по всей округе говорили о бакстеровском музее, и частенько, когда был он в настроении, да и мне выпадал свободный часок, показывал он мне куски горшков, да и другую всячину, которые, как он считал, остались еще со времен древних римлян. Хотя вы ведь побольше меня в этом разбираетесь, мастер Генри; я хотел только сказать, что знаю, каким он мог быть интересным, когда разговаривал, но что-то в нем было такое… ну, к примеру, никто никогда не видал его ни в церкви, ни даже в часовне на службе. И от этого сплетни пошли. Священник наш, он лишь однажды приходил к нему. «Не спрашивайте меня, что ответил мне этот человек». это единственное, что сказал он. А потом, как он ночи проводил, особенно в это время года? Снова и снова наши работники встречали его, когда отправлялись на свою работу, а он проходил мимо них, ни слова не говоря, и выглядел, как они говорят, будто шагал прямиком из сумасшедшего дома. Все глаза закатывал. Да таскал с собой корзину для рыбы и ходил одним лишь только путем. И поговаривать стали, что чем-то нехорошим он занимается… неподалеку от того места, где вы сегодня в семь часов были, сэр.

И после такой вот ночи мистер Бакстер, закрывал он магазин, и старая леди, что прислуживала ему, не приходила – он так приказывал; а она-то знала, каков он на язык, и приказам его повиновалась. Но вот как-то раз случилось, что в три часа дня дом его был закрыт, и шум оттуда доносился страшный, и дым из окон валил, а Бакстер так там кричал, будто от боли. Ну, и человек, что по соседству жил, побежал к нему через задний двор и сломал дверь, и другие еще прибежали. Так вот, говорил он мне, что в жизни своей он такой страшной вонью не дышал… запах такой на кухне был. И вроде бы Бакстер чего-то там кипятил в горшке и опрокинул его себе на ногу. И лежал он на полу и пытался не кричать, но это было ему не под силу, и, когда увидел он, что люди вошли… и в каком же он был состоянии, что же он кричал, как язык его не покрылся волдырями хуже, чем нога, – да и понятно. Ну и подняли они его, посадили на стул и побежали за доктором, а один из них поднял горшок, так Бакстер как закричит, чтобы не трогали его. Тогда он и не стал его трогать, но увидел, что в горшке несколько старых коричневых костей. Потом говорят ему: «Скоро доктор Лоренс придет, мистер Бакстер, он вас вылечит». И тогда он снова разозлился. В комнату-то надо ему идти, и доктора он не впустит – не дай Бог, увидит, какой у него беспорядок… надо все это чем-нибудь накрыть… чем угодно… хоть скатерть принести из гостиной; так они и сделали. Но, должно быть, в этом горшке что-то ядовитое было, потому как Бакстер лишь через два месяца встал на ноги. Простите, мастер Генри, вы что-то сказать хотите?

– Да, хочу, – подтвердил сквайр. – Я вот все гадаю, почему ты мне раньше об этом не рассказывал. Правда, сказать я хотел, что старик Лоренс говорил мне, что оказывал помощь Бакстеру. Странным субъектом его назвал. Однажды Лоренс был у него в спальне и увидел там черную бархатную маску. Он ее в шутку надел и пошел к зеркалу. Но посмотреть на себя ему не удалось, потому что старый Бакстер заорал с кровати: «Снимите ее сейчас же, дурак! Вы что, жаждете посмотреть сквозь глаза мертвеца?» И он так испугался, что снял ее, а потом спросил Бакстера, что тот имеет в виду. А Бакстер настоял на том, чтобы он ее убрал, и утверждал, что человек, у которого он ее купил, уже умер и еще какую-то чепуху вроде этой. Но Лоренс уверял, что он почувствовал, что маска сделана из кожи с черепа. На распродаже бакстеровских вещей он приобрел перегонный аппарат, но воспользоваться им не смог – испорчен был, как он его ни чинил. Но продолжай, Паттен.

– Хорошо, мастер Генри, да я уже почти и кончил, и поздно… что там другие-то слуги подумают? Так вот, эта история с ошпариванием произошла за несколько лет до того, как мистер Бакстер умер, и он выздоровел и вновь принялся за свое. Одним из последнего, что он сделал, был этот бинокль, который вы вчера достали. Корпус-то к нему он давно смастерил и стекла добыл, но для того, чтобы его доделать, надо было что-то еще, не знаю что именно, но как-то раз взял я корпус и говорю: «Почему вы его не доделаете, мистер Бакстер?»

А он в ответ: «Когда я его сделаю, вы узнаете, да, да; такого бинокля ни у кого не будет, когда я его заполню и запечатаю», тут он замолк, а я говорю: «Вы так говорите, мистер Бакстер, будто это бутылки с вином „заполню и запечатаю“… зачем это надо делать?»

«Я сказал „заполню и запечатаю“?» – переспрашивает. Просто я сам с собой разговариваю».

И вот пришло то же время года, и стоял хороший вечер, и я проходил мимо его магазина, когда домой возвращался, а он стоял на крыльце, довольный такой, и говорит: «Все в порядке и отлично – я закончил лучшую свою работу и завтра пойду с ним погулять».

«Что закончили? Бинокль? – спрашиваю. – Можно на него поглядеть?»

«Нет, нет, – не разрешил он. – Я его положил на ночь в кровать, и если покажу его вам, то придется вам отвечать за подсматривание, вот так-то».