— Только будьте галантным, — шутит Константин Федорович. — Пропустите Алевтину Сергеевну вперед.
А она уже вполне освоилась в новой обстановке:
— Борис Ильич никогда галантностью не отличался.
— Не будем отчаиваться, — улыбается Величко. — Борис Ильич поработает над собой.
Молчу.
Она встает:
— С вашего разрешения, товарищ полковник…
— Пожалуйста, пожалуйста, — расшаркивается Величко. — Устраивайтесь, осматривайтесь, а мой заместитель подберет вам кое-что для начала.
Испытательный срок. Для меня это уже далеко позади — единственное мое преимущество перед ней.
Выходим.
— Ну, Боб, здоров! — протягивает она мне руку и с размаху шлепает меня по ладони.
— Что это ты… надумала?
— Нельзя же при начальстве бросаться друг другу в объятия!
Она шумна по-прежнему и по-новому размашиста, крупна. Как будто подросла еще немного. Это я привык к Жанне.
Отпираю ключом дверь, пропускаю даму вперед. Галантен. Пожалуйста, пожалуйста. Беру пример с начальства.
У Константина Федоровича я был до смешного скован, у себя становлюсь до смешного суетлив. Тоже ловлю себя на этом. И тоже совладать с собой не могу.
Убираю со стола пишущую машинку, пытаюсь вообще навести порядок. А наводить-то нечего: беспорядка я не терплю. У меня мысль бездействует, если вокруг хаос.
Она садится, вынимает из сумки сигареты. У нас не курят. Иронически взглянув на самодельную табличку, чиркает спичкой.
— Ты это что, — спрашиваю, — всерьез?
— Втянулась, — беспечно отвечает она. — А ты, видно, бросил? У тебя всегда была исключительная стойкость.