— Когда я начинал свою блестящую карьеру, — сказал Величко, — у нашего прокурора была лихая привычка подписывать все подряд не читая. Подсунули ему постановление о привлечении за бытовое разложение. Подписал. Сам на себя. Скандал был в республиканском масштабе. Сняли, конечно, с треском.
— Это притча? — спросил Кручинин.
— Это печальный факт. Я вообще за то, чтобы читать, когда подписываешь. Не исключено, например, что таинственный незнакомец приобрел газетку за девятнадцатое на перроне курского вокзала. Не при отъезде, а проездом. Это разница. За тобой, — сказал Величко, — числятся домушники. Ты, дорогой мой, тянешь. В Курск посылать никого не будем. Это пока что гипотеза. Мы пошлем туда запрос вместе с фотографией. Оформляй как отдельное поручение.
Кручинин не очень-то полагался на эти поручения, хотя сам всегда выполнял их добросовестно. Мне нужно было помалкивать, подумал он, и Величко в приказном порядке погнал бы меня в Курск.
— А насчет бумажника… — Рука Константина Федоровича вроде бы сама потянулась к телефону. — Бумажник сейчас для нас главное, если, конечно, существует в природе и если в нем содержатся хоть какие-нибудь намеки на личность владельца. Я уже не говорю о паспорте или удостоверении, — покрутил он телефонный диск. — Это было бы для нас новогодним подарком. — В трубке зачастили писклявые гудочки. — К Петровичу не пробьешься, висит, — сказал он о начальнике уголовного розыска. — Если бумажник действительно был, а в чемодане его не оказалось, — значит, утерян. Или же сперли, что более вероятно. Я буду кланяться розыску в ноги. Пускай нажмут на все педали. Документы обычно подбрасывают, но нет правил без исключения. Не все урки достаточно гуманны. Если розыск проявит старание, гуманность может восторжествовать.
— Один шанс из ста, — сказал Кручинин.
— А когда их было больше?
Курск — это больше. Кручинин промолчал. Он вдруг сам усомнился в чистоте своих побуждений: Курск ему нужен или всего-навсего командировка? Не назрела ли потребность в разрядке? Рассеяться хочет, поразмыслить наедине с самим собой? Бежать от текущих дел и текущих сложностей? Так все равно же не убежишь. Ни в Курске не скроешься, ни где-нибудь подальше.
— И последнее, Константин Федорович, — сказал он, — если разрешите. Шабановой комнату не подыскали?
Похоже было, что скучающее лицо полковника Величко только теперь оживилось.
— Она тебе мешает?
Этого сказать он не мог. Она ему мешала, не считалась с его привычками, но он, в конце концов, мог бы потерпеть. Ему нужно было, чтобы Константин Федорович понял его с полуслова, а у Константина Федоровича не хватило на это такта.
— Курящих лучше помещать с курящими, — сказана была заведомая глупость, потому что ничего другого не придумалось.
— Да, это проблема! — картинно потер лоб Величко. — Это проблема, требующая тщательного изучения. Даже не знаю, как к ней подойти. А вы с Шабановой не пробовали изредка проветривать помещение?
Она, как говорится, была легка на помине. Зачем понадобился ей начальник или зачем понадобилась она начальнику — об этом Кручинина в известность не поставили. Пришла она с папкой, с делом. Теперь Величко не расшаркивался перед ней, — она была уже для него рядовой сотрудницей, а не любопытной новинкой.
— Как настроение, Алевтина Сергеевна? — спросил он тоном беспристрастного судьи. — Борис Ильич не притесняет?
— Ну что вы, Константин Федорович! — в границах служебного этикета и лишь чуть-чуть пошумнее, чем следовало бы, обиделась она за Кручинина. — Борис Ильич на это не способен.
Она вообще была шумлива — в противоположность ему.
— Взаимных претензий нет? — спросил Величко тем же тоном.
— Какие могут быть претензии! — удивилась она, но вопросительно посмотрела не на Величко, а на Кручинина.
ebooksa