Шесть дней

— Подожди, — сказал он, — забыл я… Сейчас вернусь, подожди здесь.

Василий Леонтьевич поднялся на четвертый этаж. Постоял у двери, за которой заседала комиссия, прислушался. Доносился негромкий голос Григорьева, но слов разобрать было нельзя. Хотел приникнуть к двери ухом и ткнулся в филенку жестким краем каски. Хватился за голову — точно, каска! Так привык к этой кастрюле, что и не чувствовал на голове. В сердцах снял ее, опустил на пол у стены и ткнул ногой, поди ж ты, навязалась… Снова, теперь уже беспрепятственно, приблизил ухо к двери. Но пока он расправлялся с каской, совещание, видно, кончилось. Дверь растворилась, Дед успел вовремя отпрянуть. Стали выходить тег кто оставался в комнате. Василий Леонтьевич пробился между ними и увидел Григорьева, вольготно расположившегося в кресле и улыбающегося усталой мягкой улыбкой обступившим его людям. Позади всех стоял Виктор Андронов, наверное, влез сюда самочинно.

— На сегодня хватит, — говорил Григорьев. — Все, что можно было, уточнили, теперь за дело.

— Надо же решать и общие вопросы, — сказал Ковров из-за спин людей и, твердым плечом потеснив стоявших впереди, просунулся к Григорьеву. — Я вам все сказал, как было. Если я виноват, передайте дело в суд. Но сколько же будем завод разрушать?

Андронов крепко сжал губы, щеки стали еще более вдавленными и посеревшими, сверлил Григорьева яростным взглядом.

— Решим и общие вопросы, — заверил Григорьев все с той же усталой улыбкой и встал. Взглянул на Андронова и перестал улыбаться. — Обязательно! — сказал он. — Надо решать, двух мнений тут не может быть.

Дед пробрался к Коврову, отвел его в сторону, показал клинышек.

— Отдай, — сказал он негромко и повел головой в сторону Григорьева.

Лицо Коврова цвело грязноватыми пятнами болезненного румянца. Он окинул Деда отсутствующим взглядом, перевел глаза на клинышек в его руке и вдруг, раздраженно морща лоб, сказал:

— Оставьте, Василий Леонтьевич, незачем еще больше дело запутывать. Я только что все взял на себя.

Дед, вытянув шею, непонимающе посмотрел на Коврова, потом глянул на клинышек на своей морщинистой, затертой ладони и спросил:

— Так куда же его?..

— У кого взяли, тому и отдайте.

Занятые разговором, они не заметили, как остались наедине с Григорьевым и заспешили прочь.

XVIII

Логинов приехал минута в минуту в тот ранний час утра, в который они с Григорьевым условились встретиться. В приемной перед кабинетом начальника цеха, где обосновался Григорьев, находилось несколько человек. Логинов мельком оглядел их: обер-мастер Василий Леонтьевич, Черненко, Ковров и еще, как бы прячась в глубине комнаты, Нелли Петровна. Логинов поздоровался, выслушал нестройный хор приветствий и спросил, почему они тут собрались. Оказалось, всех вызвал Григорьев.

— Кролю меня, — сказала Нелли Петровна, — мне начальник цеха нужен, он сюда тоже должен прийти.

Логинов осведомился, на какой час им назначили. Решил, что Григорьев и его пригласил на то же самое время, уже заранее испытывал раздражение: никогда не поймешь, чего ждать от этого человека. Вот уж действительно черный кот: куда прыгнет — неизвестно. Но оказалось, участники совещания, не сговариваясь, после перерыва собрались пораньше: кто знал по опыту прошлого, что Григорьев не любит опозданий, кто слышал о его точности.

— И вы опять здесь… — сказал он, обращаясь к Нелли Петровне, и усмехнулся. — Опять забеспокоились, — напомнил ее вмешательство в его давний разговор с Серединым. — Ну, вот что, никого со мной по телефону не соединять, — продолжал он, почему-то обращаясь к Нелли Петровне, а не к секретарше, сидевшей за столом. — Вы понимаете, никого! Занят.

— Понимаю, — спокойно ответила Нелли Петровна.