Шесть дней

22
18
20
22
24
26
28
30

Андронов обиделся и ушел.

— Устал, — сказала Лариса, — извелся оттого, что печь стоит. Бочарников сегодня мне рассказывает: вышел к печи и видит Андронова в робе и рукавицах с пикой в руках, к выпуску шлака готовится, ходит у шлаковой летки, как лунатик, не соображает со сна, что печь стоит. Бочарников видел, как он перед тем тут же на литейном дворе спал. Постоял так с пикой перед леткой, потом опомнился, положил пику, снял рукавицы, сунул под мышку и побрел через литейный двор к соседней, горячей печи. Я там сейчас проходила, поняла Витю: над чугунной леткой газ горит, фурмы светятся… И то сказать: живет печка. — Лариса, должно быть, заметила, что Ковров не слушает ее, не до ее рассказов, и другим, деловым тоном спросила: — Алексей Алексеевич, что с клинышком делать, вам отдать?

— Черненко отдайте, — суховато, официальным тоном сказал Ковров. — Сегодня он приболел, завтра, наверное, выйдет, и отдадите… С этой щепкой мы еще горюшка хлебнем, — неожиданно заключил он, — лучше бы и не находилась.

Лариса молчала, ждала, что он еще скажет, хотела понять, чем вызвана его тревога.

— Ну, что с парнем будешь делать? — не глядя на Ларису, как бы сам с собой, заговорил Ковров. — Вытрясет он из Черненко все потроха, да еще, чего доброго, с этим делом к Григорьеву сунется. С Андронова станет, всего можно ждать! Малец бы был, взять ремень и отодрать. А с этим горлопаном ремнем не сладишь. Что к Григорьеву, он еще на цехкоме проработку устроит, забьет старика. Нет у Андронова ни уважения к старшим, ни пощады к виноватым. Да и себя не щадит, сколько разных бед на себя накликал этой своей «критикой».

— А может, так и надо, Алексей Алексеевич? — неожиданно сказала Лариса. — Несправедливости никому не простит, за то его молодежь и провела в цехком.

— Меры не знает — вот о чем разговор.

— А вы его научите, Алексей Алексеевич, объясните, как себя вести. Умный совет Виктор поймет.

— Пожалуй, и то правда, — остывая, сказал Ковров. — Вечером надо с ним поговорить. Дома, в спокойной обстановке… Завтра он уже никакие уговоры не будет слушать, и за Черненко возьмется, и к Григорьеву отправится, я его знаю.

— Конечно, так и сделайте, если дома у вас не будут беспокоиться, что поздно задержитесь.

Ковров промолчал, никогда он не рассказывал Ларисе, как у него дома. Когда-нибудь надо рассказать, отплатить откровенностью за откровенность. Тяжкая обязанность!

Позвонил из заводоуправления тот молодой инженер, которого Ковров оборвал при Григорьеве, сказал, что он в комиссии, созданной приказом директора по выяснению причин аварии. Вкрадчивым голосом спросил, когда Коврову будет удобно прийти в заводоуправление дать свои объяснения. Ковров сказал, что ему все равно когда. Договорились, что Ковров позвонит дня через четыре.

Лариса слышала разговор, поняла, о чем речь.

— Ничего они вам теперь не сделают, — сказала она, когда Ковров положил трубку. — Ни в чем вы не виноваты.

— Захотят, так сделают, — мрачно сказал Ковров. — Надо же виноватого найти.

— А я рада, что не напрасно потратила столько времени, — воскликнула Лариса, не обращая внимания на мрачность Коврова, — нашла, в чем причина…

Лариса улыбалась, все лицо ее светилось, она и гордилась собой, и рада была за Коврова — не он виноват.

Ковров понял охватившее ее чувство, переломил вызванное разговором с Андроновым раздражение и сказал:

— Спасибо. Скоро смена кончается, пойдемте до трамвая, а там я уж один к Андронову…

— Я буду ждать у моста через завод, — уходя сказала Лариса. — Знаете, там, где всегда?