— Давай, — без церемоний согласился Ковров.
Андронов поставил на газовую плиту чайник и отправился одеваться. Явился в ярко-синем тренировочном костюме с белыми полосками на вороте и обшлагах и по-прежнему в шлепанцах на босу ногу.
— Эх, будем мы сейчас чаевничать из индийского сервиза! — воскликнул Андронов. — Чего ему пропадать без дела в шкафу.
Андронов присел, раздвинув колени и покачиваясь на носках, и в такой неустойчивой позе принялся доставать из дальнего угла шкафа яркие расписные из тонкого фарфора чашки, блюдца, какие-то замысловатые вазочки, располагая фарфоровое разноцветье у стоптанных шлепанцев.
— Принимайте, — сказал он, сгребая с пола и подавая Коврову дорогую посуду.
— Что мы со всем этим делать будем? — изумился Ковров. — Всего и не уместить…
— Поставили тут ветерана со старой квартиры, выбросить, видишь, жалко. А гарнитурный кухонный мне отдали для занятий… Ничего, как-нибудь потеснее расположим, все и уместится. Хоть раз по-человечески чаю попить. Одно к одному ставьте, Алексей Алексеевич, — и порядок!
— Красиво, конечно, а все же из поллитровых кружек спокойнее, — заметил Ковров.
— Ничего, совладаем, — говорил Андронов, подавая гостю все новые пригоршни посуды. — А разобьется, какая разница? Туда и дорога…
Вскоре столик начал походить на уголок антикварного магазина.
— А он не развалится под такой нагрузкой? — засомневался Ковров и осторожно потрогал столик.
— Сегодня профилактику ему делал, молоток видели на пианино? Гвоздищи в ножки засадил — будь здоров! — Андронов для пробы ткнул столик кулаком и тот вдруг угрожающе заходил ходуном под жалобный перезвон фарфора. — Гляди, Алексей Алексеевич, не поддается, я же говорил…
— Очень даже поддается, — возразил Ковров. — Втравишь ты меня в историю, Витя. Сам не рад будешь и меня подведешь. Сервиз-то не твой.
— Материн, дышать на него боится. Пусть хоть раз людям послужит. Поосторожнее будем кулаками махать, вот и обойдется, — уверил Андронов. — А нет, так мне все равно…
— Тут, знаешь, не до махания; в самом деле, дышать опасно… На заводе нервничаешь и у тебя не знаешь, как сесть, как повернуться. Точно на ящике с динамитом, — ворчал Ковров.
— Обойдется, Алексей Алексеевич. А нервы от этой красоты сами собой должны успокаиваться. Где-то я читал… Вот и проверим.
Чаевничали молча, сосредоточенно поглядывая на красочный фарфор, боясь шевельнуться, чтобы не развалить хилое сооружение.
Сервиз родители привезли из Индии год назад, когда приезжали в отпуск. Сразу же он был запрятан в угол на нижней полке шкафа, до лучших времен. Из яркой дорогой посуды никогда не чаевничали, выставляли напоказ, когда приходили гости, а чай из серебряного индийского кувшина разливали в стаканы, вставленные в подстаканники той же работы, купленные вместе с кувшином. Сервиз и серебро — это были покупки матери. Отец привез из далекой страны папку с этюдами, не всегда удачными. Яркие краски природы, видно, никак ему не давались; то перед Виктором были аляповатые лубки, то этюды производили впечатление каких-то фантастических детских рисунков. Лишь две или три работы понравились Виктору, но он ничего не сказал отцу, не похвалил и не подверг критике. Просмотрел молча все работы, сложил их в папку и больше к ним не прикасался.
Зато другая папка, с вырезками статей, заметок и фотографий из газет и журналов, пришлась ему по душе. Это были материалы, рассказывающие об Индии. Видно было, что отец долго и старательно собирал вырезки, расклеивал их по разделам: промышленность, сельское хозяйство, культурная жизнь, искусство… Виктор спросил, зачем он это делал. Оказалось, отец использовал материалы своей коллекции для выступлений и бесед в советской колонии в Бхилаи, где при техническом участии Советского Союза был построен металлургический завод, и в Бокаро, где такой же завод из года в год расширялся, и у себя на родном заводе.
Когда они с отцом рассматривали вырезки, Виктор, может быть, впервые понял, как гордится отец своей работой в далекой стране, с каким интересом относится к чужим обычаям, к положению рождающегося на его глазах и при его участии рабочего класса.
ebooksa