Принцесса из рода Борджиа

22
18
20
22
24
26
28
30

— А вы? — спросил молодой герцог.

— За нами гонятся. Я постараюсь задержать их. Если мы сейчас не расстанемся, они, пожалуй, настигнут нас!

— Но…

— Бегите, черт возьми! Вот они!

Пардальян, взмахнув шпагой, хлестнул по крупу лошадь Карла, которая пустилась во весь опор. Сам же шевалье застыл неподвижно, провожая взглядом спасенных влюбленных… Тихий вздох сорвался с его губ, они прошептали чье-то имя… Имя той, которая была некогда его возлюбленной…

В этот момент со стороны Гревской площади донесся жуткий вой. Пардальян вздрогнул, как человек, пробудившийся от грез, и с удивлением, которое служило отличным доказательством его храбрости, обернулся.

Вообще-то Пардальян был натурой чрезвычайно чувствительной. Под его наружностью, немного холодной, за его поведением, несколько театральным и насмешливым, скрывалось необычайной силы воображение. И, благодаря этому свойству, он только что перенесся на шестнадцать лет назад. И совсем забыл о недавних невероятных событиях.

Все приключения нынешнего утра: поединок с Фаустой, душераздирающая сцена с герцогом Ангулемским, собиравшимся свести счеты с жизнью, появление Кроасса, который сообщил, что Виолетта жива, Гревская площадь, костры, толпа, крики фанатиков, требующих смерти еретичек, похищение приговоренной, бешеная скачка нескольких сот лошадей, фантастическое бегство — все это вернуло его в прошлое и вызвало перед его мысленным взором видение единственной женщины, которую он любил.

Но ни Гиз, ни Фауста, ни Менвиль, успевший уже очнуться, ни Бюсси-Леклерк, ни сотня остальных дворян не имела никакой причины забывать о происходящем. Поддавшись общей панике, спасаясь от обезумевших лошадей, они вначале разбежались в разные стороны, но теперь, когда смятение улеглось, решительно бросились в погоню. Их вела ненависть.

У помоста остались лишь Гиз и Фауста.

Ни о каком триумфальном шествии к Нотр-Дам и Лувру и речи быть не могло!

Между тем спустя несколько минут около пятидесяти лошадей было, наконец, поймано. Составился отряд, который и помчался за Пардальяном. Угрожающие крики всадников пробудили его от грез. Столь грубо возвращенный в реальность, он дважды пришпорил лошадь. Та заржала от боли и поскакала по узкой улочке.

— Прекрасно, — пробормотал шевалье, — я сбил их со следа.

Он думал о Виолетте и Карле! Лошадь его неслась бешеным галопом, из-под ее копыт летели искры. Сзади слышались вопли кровожадных преследователей. Новая улочка, еще одна; лошадь огромным прыжком пересекла улицу Сен-Антуан, сбив нескольких прохожих с ног. Шевалье бормотал:

— Бедный маленький герцог! А ведь еще совсем недавно он хотел наложить на себя руки!.. Как они любят друг друга!.. Что ж, они будут счастливы, и у них будет много детей… Именно такого счастья я им и желаю, этим милым влюбленным…

— Остановись! Остановись! — кричали ему.

— Повесить его, еретика! — вопили парижане, со страхом взирая на мчащихся лошадей.

«Теперь они в безопасности, — думал Пардальян. — Если у молодого герцога есть хоть капля ума, то сегодня же вечером он найдет священника, который благословит их союз… Затем они выберутся из Парижа и отправятся в Орлеан…

— Дорогая моя матушка, я уехал, чтобы отомстить, но я возвращаюсь, полюбив… Я унаследовал черты своих предков, сударыня! Почему вы произвели меня на свет с таким нежным сердцем?..

Мне кажется, я слышу, как он это говорит!» — мысленно закончил Пардальян.