Смертельные враги

22
18
20
22
24
26
28
30

— Это легко сделать, монсеньор, — произнес незнакомый голос, — ведь этот человек вынужден идти теми путями, которые мы оставляем ему свободными. Сам того не подозревая, он придет туда, как если бы его вели за руку, и доверчиво сунет голову в петлю.

— Пытки! — повторил Пардальян, пылая негодованием. — Да, мысль достойная такого слащавого и вероломного служителя Господа, как Эспиноза. Но, клянусь Пилатом, он еще не поймал меня!

С этими словами он оперся плечом о дверь, напрягся что было мочи и уже собрался было подналечь изо всех сил — и ему едва удалось сдержать вопль радости и торжества.

Дверь, которая только что была заперта, вдруг отворилась. Распахнув ее настежь, шевалье ворвался в комнату.

Она была абсолютно пуста!

Пардальян с изумлением огляделся. Двери и окна тут отсутствовали, за исключением, разумеется, той дверцы, которой он сам сейчас воспользовался. Мебели не видно, стены голые — короче говоря, пустая, холодная и темная комната. И эта пустота, этот холод, мрак и внезапная тишина таили в себе нечто зловещее и грозное.

Тут Пардальян вспомнил, с какой легкостью дверь внизу так загадочно и так некстати закрылась за ним.

«Если и эта сейчас закроется сама собой, я погиб!» — подумал он и в тот же миг одним прыжком покинул комнату — гораздо быстрее, чем туда вошел.

Едва он опять очутился в вестибюле, как дверь, приведенная в движение невидимым механизмом, неслышно затворилась.

— Да, вовремя это я! — прошептал Пардальян, стирая со лба холодный пот.

Он слегка нажал на дверь, чтобы удостовериться, что не ошибся. Дверь и впрямь оказалась запертой; выглядела она достаточно прочной и могла выдержать любой приступ.

Он машинально огляделся и замер, ошеломленный: все вокруг стало неузнаваемым.

Винтовая лестница исчезла. Проем в полу, через который он сюда проник, более не существовал. Несколько секунд назад он видел три двери, сейчас их осталось лишь две: та, возле которой он все еще стоял, и та, которая находилась напротив теперь пропавшей неведомо куда лестницы.

Пардальян, всегда обладавший здравым умом, почувствовал, что близок к сумасшествию. Тщетно шевалье пытался взять себя в руки, он ощущал, как постепенно его охватывает ужас.

Добавьте к этому, что он был голоден и бродил по зданию дворца уже не один час, преследуемый и затравленный, переходя из коридора в коридор.

Конечно, Пардальян понимал, что над ним нависла смертельная опасность, но этого еще было недостаточно, чтобы повергнуть его в смятение. Самое страшное заключалось в том, что он не знал, откуда исходит угроза. Он обнаружил, что все вокруг напичкано скрытыми механизмами, и теперь барахтался среди них, как муха в паутине, сотканной невидимым пауком, который забился в какую-нибудь мрачную щель и исподтишка следит за жертвой, готовый накинуться на нее, как только та окончательно ослабеет.

Его окружала неизвестность. Он не знал, не вырастет ли посреди казавшегося бесконечным коридора стена, не провалится ли плита, на которую он ставил ногу, не обрушится ли на него потолок, похоронив его под обломками. Когда будет нанесен удар? Откуда? Каким образом? Он не знал. От неопределенности у него кружилась голова.

— Неужто им было известно, что я там стою и подслушиваю? — яростно бормотал шевалье. — Так чего же от меня в конце концов хотят? Вынудить меня войти в камеру пыток? Негодяй, услышанный мною только что, верно заметил: «Этот человек будет вынужден идти теми путями, которые мы оставим ему свободными!»

И с той холодной насмешливостью, которая никогда, даже в самые опасные моменты, не покидала его, Пардальян воскликнул:

— «Человек» — это я! Пусть все дьяволы преисподней разорвут на части этого мерзавца со всеми его потрохами! «Этот человек!»… Ему мало убивать людей, ему еще надо их унижать!..