«Бедняга-малыш! — с жалостью подумал шевалье. — Да как же он может там жить? И возможно ли, чтобы человеческое существо было вынуждено поселиться в склепе, жить без воздуха, без света, лишь бы укрыться от людской злобы — и все только потому, что оно слабо и одиноко!»
В порыве великодушия Пардальян забыл о своем предубеждении против карлика, которого он не без оснований подозревал в сговоре с Фаустой. Природная доброта шевалье взяла верх над злопамятством, и теперь он испытывал лишь бесконечную жалость к несчастному обездоленному человечку.
Карлик сел за свой стол, спиной к проему, через который Пардальян мог свободно наблюдать за ним. Чико, впрочем, и в голову не приходило, что он «у себя дома» не один и что за ним следят.
Малыш долго сидел в задумчивости, а потом протянул руку к мешочку и высыпал его содержимое на стол.
«Гром и молния, — мысленно воскликнул Пардальян, услышав звон катящихся монет, — да этот маленький нищий богат, как покойный Крез. Где же он взял золото?»
Словно отвечая на невысказанный вопрос шевалье, карлик произнес:
— Да, здесь действительно пять тысяч ливров. Принцесса не обманула.
«Чем дальше, тем лучше, — сказал себе Пардальян. — Он купается в золоте и знается с принцессами. Остается только предположить, что он и сам принц, превращенный в карлика каким-нибудь злым волшебником».
Но внезапно его осенило, и глаза его вспыхнули гневным огнем.
«Трижды дурак! — выругал он себя. — Да ведь эта принцесса — Фауста… Это золото — цена моей жизни… Как раз ради того, чтобы получить это золото, гнусный недомерок и завел меня в ловушку, куда я устремился очертя голову. Не знаю, что мне мешает поколотить его, как он того заслуживает».
Карлик убрал золото обратно в мешочек и крепко-накрепко завязал его, а затем подошел к сундучку, вытащил оттуда пригоршню серебряных монет и разложил их на столе. Он опорожнил еще и кошелек, полученный им от дона Сезара, и принялся вслух считать деньги:
— Пять тысяч сто ливров и еще несколько реалов.
Он стоял перед столом, и Пардальян видел его в профиль!
«У него зловещий вид, — подумал шевалье. — А ведь пять тысяч ливров составляют кругленькую сумму. Быть может, он скупец?»
— Я богат! — повторил Чико с хмурым видом. И гневно воскликнул:
— Но к чему мне это богатство? Хуана никогда не взглянет на меня, она любит француза!
«О черт! — мысленно вскричал Пардальян. — Ну и ну, вот это новость! Теперь я начинаю понимать. Это не скупец, это влюбленный… и ревнивец. Бедный маленький чертенок!»
— Но француз умер! — продолжал Чико.
«Я умер? Еще чего не хватало!.. Подумать только, сколько я встречаю людей, жаждущих непременно загнать меня в гроб и хорошенько заколотить крышку. Это, в конце концов, даже скучно! Что у них, других дел нет, что ли?»
— Зачем мне все это?.. Ладно, раз я не могу получить руку Хуаны, я потрачу это золото на подарки для нее. Тут есть на что купить украшений и богато расшитых плащей, и платьев, и шалей, и мантилий, и премиленьких туфелек из атласа и даже из кордовской кожи — она такая мягкая и душистая… Всего накуплю!.. Боже мой, до чего нарядной станет моя Хуана! Нарядной и… счастливой! Ведь она так любит красивые вещи!