— О! — порывисто произнес Эль Чико.
— Хорошо. В таком случае, предоставь мне действовать. Люби Хуану всем сердцем, как ты любил ее до сего дня, а об остальном не заботься, это уж мое дело.
— Так вы, стало быть, Господь Бог? — наивно спросил карлик, в восторге складывая ладони. — Подумать только, а я был таким негодяем, что…
— Сейчас ты опять начнешь пороть чушь, — прервал его шевалье. — А теперь, когда мы объяснились, нам пора уходить.
Карлик бросился за кинжалом, поднял его и протянул Пардальяну:
— Возьмите его, теперь мы подвергаемся риску встретить по дороге людей. Как жаль, что у вас больше нет шпаги!
— Постараемся обойтись тем, что есть, — спокойно ответил Пардальян, с видимым удовлетворением водворяя кинжал обратно в ножны.
— Пойдемте, — сказал Чико, видя, что тот уже готов.
— Секунду, малыш. А золото? Я полагаю, ты не оставишь его здесь?
— А что же с ним делать?
Карлик задал этот вопрос с простодушием, которое вызвало у шевалье улыбку. Казалось, маленький человечек хотел тем самым сказать, что отныне только Пардальян имеет право распоряжаться его имуществом.
— Надо подобрать его и понадежней запереть вон в том сундучке, — сказал шевалье. — Разве тебе не нужны деньги, чтобы жениться?
Карлик сначала покраснел, потом побледнел.
— Как, — произнес он, и по его телу пробежала дрожь, — вы надеетесь?..
— Я ни на что не надеюсь. Поживем — увидим.
Карлик покачал головой и посмотрел на монеты, раскатившиеся по каменным плитам.
— Золото!.. — прошептал он с многозначительной гримасой.
— Вижу, это твое больное место, — улыбнулся Пардальян. — Ну, и за что же тебе дали это золото?
— За то, чтобы я отвел вас в дом у кипарисов.
— Но ты ведь отвел меня; мало того: я все еще здесь.