Монах же, застывший перед свидетелем в униженном поклоне, теперь выпрямился. Нет, он не собирался командовать или подавлять — но от прежнего почтения подчиненного не осталось и следа. Он ведет себя с епископом как с ровней. Это дворянин, пришедший с визитом к другому дворянину. В жестах же его и в тоне чувствуется та самоуверенная благожелательность, которую дают превосходство в летах и в опыте. В какой-то мере это напоминает отношение учителя к ученику.
И при взгляде на Ришелье это впечатление получает подтверждение: похоже, эти двое действительно учитель и ученик.
Обменявшись принятыми вежливыми фразами, неизбежными при встрече, капуцин сел в кресло, которое Ришелье пододвинул ему собственноручно, и осведомился:
— Надеюсь, здесь нет нескромных ушей и нас никто не подслушает?
— Минуту, — сказал Ришелье.
Выйдя из кабинета в прихожую, он запер дверь и вернулся к отцу Жозефу со словами:
— Теперь никто не подойдет к кабинету.
Отец Жозеф, одобрительно кивнув, взглянул в улыбающееся лицо епископа своими серыми глазами.
— Вы ведь знаете, — сказал он без всяких предисловий, — что королю недолго осталось жить.
Улыбка застыла на губах Ришелье.
— Да, — произнес он глухо, — ходят такие слухи… И король их не пресекает, напротив: кажется, он сам больше всех убежден, что конец его близок. Однако он полон сил и здоровья, так что я не могу понять…
— Он приговорен, — резко прервал его монах. — Спасти его не может никто!
Ришелье вздрогнул. Заметив это, монах улыбнулся с еле заметным презрением.
— Итак, — произнес он очень спокойно, — весьма скоро, предположим, через несколько месяцев, Мария Медичи станет регентшей королевства. Те, что окружают ее в данный момент, те, что успеют завоевать ее благосклонность до кончины короля, безусловно, приобретут самое блестящее положение при дворе. Задумывались ли вы, к примеру, какое великолепное поле деятельности открывается перед этим итальянским интриганом Кончини? Обратили ли внимание, как увиваются за ним уже теперь все, кто жаждет почестей и богатства? В самое ближайшее время от него будет зависеть очень многое.
Ришелье сделал неопределенный жест, ожидая, чтобы монах высказал свою мысль до конца.
— Как могло случиться, Ришелье, — медленно заговорил отец Жозеф, — что вы до сих пор не предприняли никаких шагов, дабы войти в круг приближенных королевы-матери?
Молодой епископ вздрогнул еще раз. Монах сказал — «королева-мать», как если бы короля уже не существовало. Быстро овладев собой, он возразил не без горечи:
— Разумеется, я об этом думал! Но я слишком незначительная персона, чтобы на меня могла обратить внимание королева! Ведь я еще так молод! Подумайте, мне всего двадцать пять лет!
Он сознательно прибавил себе два года, и на губах монаха появилась лукавая улыбка. Епископ же продолжал, яростно передернув плечами:
— Как будто только у старцев могут явиться мысли о величии… как будто молодость лишена честолюбивых устремлений!
ebooksa