Сын шевалье

22
18
20
22
24
26
28
30

Внезапно успокоившись, он промолвил устало:

— Кончини? Да, с его помощью можно было бы приблизиться к королеве. Но для этого надо и ему оказать какую-нибудь значительную услугу… однако до сих пор случай мне не представился.

— Скажите, — безмятежно осведомился монах, — какое положение хотелось бы вам занять при королеве? О чем вы мечтаете в данную минуту?

Глаза Ришелье вспыхнули.

— О! — воскликнул он пылко. — Если бы я стал духовником королевы! Все остальное пришло бы само собой!

Отец Жозеф склонился к нему, пристально глядя в лицо.

— Ришелье, — произнес он убежденно, — я дам вам то, к чему вы стремитесь. Вы будете духовником королевы.

Ришелье долго смотрел на монаха, не говоря ни слова. Наконец, решившись, он спросил в упор:

— Что я должен делать?

Глава 23

КАРДИНАЛ РИШЕЛЬЕ ОКАЗЫВАЕТ УСЛУГУ ЕЕ ВЕЛИЧЕСТВУ КОРОЛЕВЕ

На следующее утро, около половины одиннадцатого, монсеньор епископ Люсонский явился с визитом в дом Кончини на улицу Сент-Оноре.

Ему сообщили, что сеньор только что отбыл в Лувр. Епископ опечалился, объяснив, что пришел по делу, не терпящему отлагательства, — и попросил позволения предстать перед мадам.

Ришелье не принадлежал к числу друзей фаворита, однако при дворе они встречались. Молодой прелат в надежде обрести могущественного покровителя, который помог бы ему преодолеть первые, самые тяжкие ступени придворной карьеры, уже давно присматривался к Кончини и к Леоноре Галигаи.

Он понял, что Кончини быть подобным покровителем не может, ибо не обладает достаточным влиянием. Вместе с тем он обнаружил — и это делало честь его проницательности, — что в семействе первую скрипку играет Леонора и что именно ее надлежит обхаживать, поскольку она была силой ведущей и направляющей, а Кончини всего лишь исполнителем ее замыслов.

Итак, к Кончини можно было бы отнестись с пренебрежением — однако этой ошибки начинающий честолюбец не совершил. Либо в силу природной осторожности, либо повинуясь некоему предчувствию, он старался не делать и не говорить ничего такого, что могло бы быть истолковано как проявление враждебности по отношению к любимцам королевы.

Это была довольно трудная и даже опасная задача.

Ибо двор напоминал минное поле, где неверный шаг приводил к взрыву, — и это стоило если не жизни, то карьеры. Здесь постоянно плелись самые разнообразные интриги — порой необычайно вздорные, но от этого не менее запутанные. В них нельзя было не увязнуть, поскольку в этом хитросплетении интересов различные замыслы то приходили в столкновение друг с другом, то временно соединялись, чтобы затем вновь разойтись, порой исчезали бесследно, но возрождались вновь и вновь, подобно легендарной птице-феникс. Ожесточенные, смертельные схватки, происходившие под покровом изысканно-вежливых слов и любезных улыбок, втягивали в свою орбиту всех — нейтралитет можно было сохранять лишь до поры до времени. Раньше или позже наступал неизбежный момент выбора, когда приходилось принять ту или иную сторону, навлекая на себя тем самым вражду стороны противной.

Ришелье удалось сделать то, что почти никому не удавалось. Он ухитрился ничем не связать себя с Кончини, поскольку оказывал внимание только его жене. Кто упрекнет молодого придворного за чрезмерную предупредительность и галантность по отношению к прекрасным дамам — особенно если речь идет о красивом, знатном и богатом лице духовного звания? Когда же галантность и предупредительность в сочетании с изумительным тактом и чувством меры никак не компрометируют репутацию дамы и кавалера, то подобное поведение заслуживает всяческих похвал.

Итогом этой искусной тактической игры стало следующее.