Несколько секунд Сюлли изучал его, а затем проговорил с той же резкостью:
— Возможно. Где эти миллионы? Говорите. Но будьте кратки: у меня нет времени.
Такой прием привел бы в замешательство обычного посетителя и сокрушил бы придворного. Но Саэтта не считал себя ни просителем, ни придворным. Он не был раздавлен, а лишь раззадорен. И выпрямившись, он дерзко ответил:
— Я знаю, что ваше время дорого, милостивый государь. Я прошу у вас десять минут в обмен на десять миллионов… По миллиону за минуту. Это хороша плата даже для министра.
Сюлли нахмурился и протянул руку к молотку, чтобы позвать слуг и прогнать наглеца прочь.
Но этот замечательный человек, который оказывал незаменимые услуги своему королю, имел слабость — как, впрочем, и все люди, великие и не очень. Сюлли был жаден, и жадность эта порою доходила до алчности.
Он подумал, что, прогнав сейчас Саэтту, он рискует потерять десять миллионов. Сумма заслуживала быть принятой во внимание, хотя человек и показался ему ничтожным.
Не двинувшись с места, министр произнес с выражением властного недовольства:
— Я бы советовал вам взвешивать слова. Мне представляется, что вы все же потребуете свою часть. Так что в конечном счете плачу я, а не вы.
Сюлли думал, что укротил странного посетителя. Но Саэтта сознавал важность своего сообщения и силу, которую оно ему давало. Может быть, он испытывал глухую злобу против всех великих мира сего и хотел унизить одного из них, подавлявшего его своим пренебрежением. Как бы то ни было, он не уступил и флегматично возразил:
— Ваши предположения неверны, сударь. Я ничего не требую, ничего не прошу. Напротив, я собираюсь не только дать вам миллионы, но еще и кое от чего предостеречь… Так что все же плачу я, господин министр.
Сюлли был удивлен. Этому человеку явно недоставало воспитания, но тем не менее он выказывал редкостное бескорыстие. В добавок чтобы говорить таким тоном, нужно быть настоящим храбрецом. Стоит ли из-за каких-то мелочей отказываться от огромной суммы? Конечно, нет. Сначала следует все выяснить, и лишь потом наказывать человека — если, разумеется, слова его, не подтвердятся. Итак, Сюлли решил изобразить любезность.
— Если это так, то говорите, я вас слушаю.
— Милостивый государь, — сказал Саэтта без всяких околичностей, — вы, конечно же, слышали о сокровищах принцессы Фаусты?
Сюлли, сохраняя внешнее безразличие, насторожился и стал очень внимательным. Но, желая выиграть время, он ответил:
— Да, слышал. Однако я знаю, что никому не известно, где спрятан этот клад. Если он вообще существует.
— Он существует, монсеньор, — решительно произнес Саэтта. — Он существует, и я знаю, где он спрятан. Именно это я и намерен вам сообщить.
Огонек зажегся в глазах министра. Но он все еще сомневался.
— Откуда вы это знаете?
— Неважно, монсеньор. Я знаю, и это главное.