Сын шевалье

22
18
20
22
24
26
28
30

Явившийся лакей прервал его размышления. Пардальян последовал за ним и на время забыл о заинтриговавшим его человеке.

Пятьдесят лет, крупная облысевшая голова, седоватая, хорошо ухоженная борода, густые брови, суровое выражение лица, резкие манеры — таков был Максимилиан де Бетюн, барон де Рони, герцог де Сюлли, министр и друг Его Величества Генриха IV.

Он подошел к шевалье, как к другу: протягивая руку, с сердечной улыбкой на губах. Визит Пардальяна застал его врасплох, но он совершенно не показал этого. Гость был ему приятен, и Сюлли не скрывал своей радости. Он сделал знак лакею, который поспешил придвинуть к шевалье большое кресло, и приказал:

— Когда я позвоню, пригласите господина Гвидо Лупини.

Лакей молча поклонился и вышел.

Гость и хозяин сели друг напротив друга. Когда обмен обязательными любезностями закончился, Сюлли остановил свой острый взгляд на лице Пардальяна и с еле заметным беспокойством сказал:

— Вы, господин де Пардальян, человек необыкновенный, поэтому я не спрашиваю вас, чем могу быть вам полезным, но говорю: какую новую услугу вы явились оказать мне?

Пардальян принял самый простодушный вид:

— Я пришел не для того, чтобы сослужить службу, господин де Сюлли. Напротив, это вы можете помочь мне.

— Неужели меня ожидает счастье быть вам полезным? — со скептическим видом спросил Сюлли. И тут же с сердечностью в голосе добавил:

— Если это действительно так, сударь, то я весь внимание. Вы же знаете, что я всецело предан вам.

Пардальян улыбкой поблагодарил его и с тем же простодушным видом произнес:

— Представьте же, что я, привыкший к одиночеству, совсем оторвался от столичной жизни. Честное слово, сударь, я также не осведомлен о новостях французского двора, как какой-нибудь подданный турецкого султана. Осознав это, я устыдился и подумал: «Надо повидать господина де Сюлли: он человек всеведущий и не станет от меня ничего скрывать».

Если министр и был удивлен, то он не подал виду. Он знал Пардальяна и понимал, что это не тот человек, который стал бы заставлять его терять время на пустую болтовню. Смутное беспокойство, уже ранее овладевшее министром, теперь только усилилось.

Но он знал также и то, что Пардальян выскажется до конца не раньше, чем сочтет момент подходящим, поэтому он только кивнул и спросил:

— Что бы вы хотели узнать?

— Все, черт возьми! Все, что происходит в Париже! — воскликнул Пардальян и тут же уточнил: — Расскажите мне о короле… о королеве… о коронации Ее Величества. И впрямь — когда же наконец произойдет эта пресловутая коронация?

Сюлли, нахмурясь, объяснил, что король всячески оттягивает эту церемонию, невзирая на настойчивые просьбы супруги.

Пардальян слушал министра, облокотившись об огромный письменный стол, заваленный бумагами. Внезапно его взгляд упал на листок, почти полностью скрытый каким-то досье. Внимание шевалье привлекли три слова и подпись: «Сокровище, десять миллионов, Гвидо Лупини».

Пардальян, продолжая внимательно слушать рассуждения Сюлли, подумал о том, что именно этот Гвидо Лупини войдет в кабинет после его, Пардальяна, ухода. И помимо его воли, ему на память пришел этот человек, который одно время очень занимал его. Он подумал, что этот Лупини скорее всего обратился к всесильному Сюлли с просьбой об аудиенции.