Нострадамус

Он встал пошатываясь. Его колени подгибались. Сердце сжимала тоска. Ему чудилось, что он умирает. Впервые в жизни — да, впервые с тех пор, как он встретил и полюбил Мари, — сомнение проникло в его душу… Он прохрипел, словно задыхаясь в агонии:

— Она не слышала меня! Она не пришла! А это значит… это значит… О! Может быть, это означает, что она больше не принадлежит мне! Может быть, она отдалась другому?!

Новый крик дофина заставил его подойти к кровати. В нем снова проснулся ученый. Посмотрев на Франсуа, он вернулся к столу и взял флакончик. Но в этот момент крики принца сменились бормотанием, и в этом лепете больного можно было ясно расслышать:

— Она здесь! Я говорю вам, она только что вошла, и вот она здесь! Она пришла ко мне! Не покидайте меня!

Одно резкое движение — и Нострадамус снова оказался у кровати. Он держал в руке спасительный флакончик с противоядием, которое с таким старанием приготовил.

«Он бредит?» — подумал Нострадамус, откупоривая бутылочку, чтобы вылить ее содержимое в рот дофина.

— Это бред? — сказал он вслух, и внезапная дрожь проникла до самых глубин его существа. — Бред? Или… или Видение?

Он снова заткнул пробкой флакончик. Лицо его стало смертельно бледным. Он схватил руку Франсуа и спросил этим странным, звучным, напоминающим отдаленный звон металла голосом, которым иногда начинал говорить:

— Кто здесь? Кто сюда вошел?

И Франсуа на одном дыхании, так похожем на последний вздох умирающего, произнес:

— ТА, КОТОРУЮ ВЫ ЗВАЛИ!

II. Исповедь

Судорожный вздох вырвался из груди Нострадамуса. Он застыл, словно боясь, что неловким движением, да что там движением, даже — просто пошевелив пальцем, прогонит ту, которую он звал… и которая была здесь! Только его пылающий взгляд, его глаза, из которых будто сыпались искры, оставались прикованными к дофину. Мари пришла! Мари здесь! Но не он ее увидел! Не он ее услышал! Сомнения терзали его. Страшное подозрение подсказывало ему:

— Она предала меня!

Франсуа отчаянно метался по постели. С его губ срывались обрывки слов, и по ним можно было определить, какие бессвязные мысли одолевают принца. Нострадамус дожидался конца чудовищного сражения дофина с кем-то невидимым. Франсуа охрипшим голосом просил:

— Нет! Не ему! Я не хочу! Я ничего не скажу…

Это длилось несколько минут. Несколько минут шла борьба совести дофина Франции с неведомой сущностью, принуждавшей его говорить. Внезапно эта борьба закончилась. Франсуа, казалось, успокоился. Искаженные черты его лица разглаживались. Мир снизошел на его душу. Мало-помалу к нему возвращалось сознание. Наконец он открыл глаза, удивленно огляделся по сторонам и — первым делом! — посмотрел на часы. Стрелки показывали полночь. Принц перевел взгляд на Нострадамуса, все еще молчаливого и неподвижного.

— Мне приснился ужасный сон, — прошептал дофин. — И одному Господу известно, сон ли это был… Эта микстура, которую вы должны дать мне… Смотрите, уже двенадцать! Пора… Вы говорили: в полночь…

Нострадамус покачал головой и тихо произнес:

— Не хотите ли сначала повиноваться той, которая отдала вам приказ в вашем сне?