Эврибиад сердито оглядел собравшихся, словно ожидая, что они начнут спорить. Никто не сказал ни слова, и он успокоился.
– Мы хорошо поработали сегодня. Думаю, потоплено или взято на абордаж восемьдесят кораблей персов. Мы потеряли около сорока наших со всеми экипажами. Я держал свои триеры в самом центре сражения и видел, как четыре из них были протаранены и потоплены. Люди, которых я называл друзьями и братьями, погибли. Четверть флота Спарты.
– Мы сделаем то же самое завтра, – внезапно сказал Кимон и хмуро посмотрел на спартанца.
Ксантипп перевел взгляд с одного на другого, не понимая, что происходит.
– Нет, – твердо сказал Эврибиад. – Потери слишком велики. Если мы удержим их здесь, если будем действовать так же хорошо, как сегодня, от нас почти ничего не останется, а у них все еще будут сотни кораблей. Вы когда-нибудь видели так много?
– Никогда не думал, что доживу до того дня, когда спартанец посоветует повернуться спиной к врагу, – тихо сказал Кимон.
Фемистокл, сидевший близко к столу, успокаивающе положил руку на плечо молодого друга.
Эврибиад замер.
– Если бы ты знал немного больше о войне, – сказал он, сжав кулак, – ты бы понимал, что вождь может отступить, когда обстоятельства против него, и не замарает этим чести. Он может отступить в полном боевом порядке, чтобы снова сразиться тогда и там, когда и где шансы будут более благоприятными. Там, где удобнее местность или пришло подкрепление. Ты молод, и у тебя еще молоко на губах не обсохло. Ты даже не знаешь, как ко мне обращаться. Скажи спасибо Фемистоклу, что он остановил тебя. Возьми себя в руки, мальчик.
Кимон принял решение еще до того, как спартанец закончил говорить. Он опустил голову, и Фемистокл убрал руку.
Эврибиад продолжил медленно, но уверенно, и слова его были точны, будто он высекал их из камня.
– Мы видели персидскую армию, идущую на юг – к Афинам и Пелопоннесу. Царь Леонид стоит у них на пути, хотя с ним только его охрана и несколько тысяч человек. Он не сможет долго удерживать Фермопильский проход. Через сколько дней персы могут подойти к Спарте? Если мы отведем флот сегодня, до рассвета, то все еще сможем защитить полуостров Спарта – и Коринф. Царь Леонид не напрасно отдаст свою жизнь. Я знаю это побережье так же хорошо, как собственный дом. Мы можем остановить их и помешать высадиться.
– Не допустить высадки там, где они смогут напасть на Спарту и Коринф, – да, я понимаю, – холодно сказал Фемистокл. – Но как же тогда Афины?
– Мы не можем спасти Афины, – сказал Эврибиад. – Вы видели их флот, вы видели их огромное пятно на суше. Я никогда не встречал столько людей на поле боя. Афины… их не будет. Вы уже должны были это понять.
От привычной легкости манер не осталось вдруг ничего. Фемистокл положил кулаки на стол, и всем показалось, что в этой маленькой комнате есть только они, эти двое мужчин.
– Мы не можем спасти Афины, потому что спартанская армия не может воевать во время празднества, – тихо сказал он. – Ваш царь Леонид поклялся, что Спарта присоединится к Афинам, Коринфу и остальным нашим союзникам на суше, если мы удержим персов на море. Такова была наша договоренность.
– Никогда не сомневайся в клятве моего царя, – прорычал Эврибиад. – Он скорее отдаст жизнь, чем нарушит клятву, рискуя собственной честью и милостью богов! Ни слова больше о Леониде! Мир может рухнуть, а он будет стоять в этом проходе и ждать врага!
Спартанец даже привстал, но овладел собой и сел, разглаживая плащ. Помолчав, он заговорил снова, еще спокойнее, чем раньше:
– Моя единственная забота – этот флот, которому противостоит больше кораблей, чем, как я думал, есть во всем мире. Когда они уничтожат последнего из нас, где тогда будут Афины? Что будет тогда со Спартой, если мои корабли не удержат это побережье? Сегодня я потерял четверть своего флота. Если завтра будет то же самое…
Похоже, он понял, что афинянин втянул его в спор, и оборвал себя.