– Твой отец был великим афинянином. Он хотел бы увидеть тебя взрослым, тридцатилетним, с женой и собственными детьми. Не вынуждай меня привлекать тебя к суду. Понимаешь? Законы связывают нас всех. Твоя судьба – это твоя судьба.
Кимон отступил, глаза его горели. Фемистокл протянул ему тряпицу, и он вытер ею лицо, промокнул пот и слезы и кивнул. Прежде чем выйти, Фемистокл похлопал его по плечу.
Жрец Аида вполголоса беседовал о чем-то со жрицей Афины. Мужчины коротко поприветствовали друг друга.
«Интересно, – подумал Фемистокл, – что они слышали?»
Позади представителей храмов ждала мать Кимона.
Фемистокл увидел довольно неряшливую женщину средних лет, без намека на талию. На ней было черное одеяние с золотым ожерельем, которое могло бы украсить шею царицы. Семья открыто демонстрировала свое богатство, и оставалось только гадать, какая часть этого поступила из персидских сундуков.
– Курия. – Он поклонился, отдавая женщине дань уважения в ее собственном доме. – Твой сын попросил меня собрать таланты для городской казны. Я хотел бы произвести тщательный подсчет и организовать надежную охрану, чтобы все было доставлено в целости и сохранности.
Не прерывая рыданий и прижимая к лицу тряпицу, она просто махнула рукой. В отношении женской скорби никаких ограничений не существовало, но вдова Мильтиада вела себя необычно тихо, ожидая сына. Насколько искренним или притворным было ее горе, Фемистокл судить не мог.
– Бери, – сказала она, видя, что он все еще ждет разрешения.
Фемистокл понимал, что к такой сумме нельзя относиться легкомысленно. В первую очередь ему требовалась охрана, возможно, сотня гоплитов в полном вооружении. Если бы он каким-то образом потерял пятьдесят талантов, то уже на следующий день собрание проголосовало бы за его изгнание или смерть, в этом сомневаться не приходилось.
– Благодарю, – сказал он.
В конце концов, Афины не могли позволить себе потерять даже монету. Им нужно было построить флот, который сокрушит персидские корабли, когда они придут снова.
Он поклонился матери Кимона и попятился из комнаты, после чего проследовал за рабом в закрытую галерею, заставленную у главных ворот деревянными ящиками. Охранявшие богатство домашние стражники шагнули вперед с поднятыми копьями, пока его право стоять там не было подтверждено.
Под их пристальными взглядами Фемистокл вскрыл ящик и провел рукой по серебру. Возможно, они подозревали, что каждый человек только и мечтает о том, чтобы украсть такое состояние. Фемистокл не взял ничего, ни единой монеты. В этом отношении он предпочел подражать Аристиду и не опускаться до уровня мелочного счетовода. Фемистокл доказал свою честность и не запятнал честь, сохранив серебро для Афин и кораблей, которые будут построены.
– Приведите писцов и рабов, чтобы произвести учет, – приказал Фемистокл. – Я хочу пересчитать все здесь, прежде чем мы уйдем.
– Господин, монеты уже пересчитаны, – запротестовал стражник.
– Если я доберусь до места и там обнаружится нехватка дюжины драхм, найдутся те, кто поверит в худшее – о тебе или обо мне. Нет, лучше посчитать самому, чем лишиться жизни – твоей и моей – из-за нескольких монет.
Стражник понял все достаточно быстро и, отложив копье в сторону, хрустнул костяшками пальцев, показывая, что готов помочь.
Фемистокл торжественно склонил голову:
– Это серебро – священное сокровище. Дар Мильтиада Афинам после потери кораблей и хороших людей. Мы должны отчитаться за каждую монету. В опасности наши души.