– Не знаю, сможем ли мы, – ответил Фемистокл. – Знаю, что Афины будут сражаться. Мы встретим их в море, и я обещаю, что наши сто восемьдесят кораблей будут служить всей Греции. Сорок тысяч гребцов и гоплитов. Мы обучили их, и мы не будем ничего утаивать и прятать – вообще ничего. Поймите это. Мы будем таранить корабли персов и утопим каждого, кто попытается высадиться на сушу. Вот так!
Ему пришлось еще раз вмешаться, чтобы прекратить вспыхнувшие нервные разговоры. После чего он без особого желания дал слово одному из коринфян. Он не знал его лично, но репутация этого города была известна всем.
– Коринф может добавить сорок галер.
Мужчина сел, а Фемистокл удивленно моргнул. Он не собирался спрашивать о числе кораблей, но воспользовался моментом и спокойно кивнул другому, когда тот поднялся, человеку исключительного уродства, со сломанным носом, наводившим на мысль о боевой юности.
– На острове Китнос есть только одна триера, которую еще нужно заложить, – сказал он. – Но весь наш военный флот будет с вами.
На это раздался смех, хотя он затих, когда один из спартанцев встал:
– Я Эврибиад, из спартанского флота. У нас всего шестнадцать галер для патрулирования наших берегов. Это все, что нам нужно. Наши гребцы – рабы-илоты, но на каждом корабле по сорок воинов-спартиатов. Если на море будут боевые действия, мы сыграем свою роль.
Фемистокл кивнул, ожидая, что спартанец снова займет свое место.
Эврибиад не сел, и Фемистоклу пришлось сделать паузу, прежде чем вызвать представителя Аркадии.
– Я могу пообещать наши шестнадцать, – продолжил Эврибиад, – но не могу отказаться от их командования или принять командование других на войне. Таков наш кодекс. Если бы я вернулся и рассказал эфорам[6] и царям Спарты, что отдал наш флот под командование афинянина Фемистокла, мне выделили бы нож и тихую комнату, чтобы покончить с собой.
Фемистокл колебался, быстро соображая. Как же ему не хватало Аристида! Старик мог сплести аргумент из паутины, а у Фемистокла не было слов.
– Наши корабли… – начал он. – Мы проводили маневры, которых вы не видели. Наша тактика, наши построения, наши команды – вы их не знаете. Есть тысяча деталей.
К его ужасу, Эврибиад сел. Будь это кто-нибудь другой, Фемистокл засчитал бы выигранное очко. В данном же случае у него возникло подозрение, что этот человек изложил свое предложение и не видел причин обсуждать его дальше. Фемистокл мог бы говорить целый час и не произвести на него никакого впечатления. Он уже не был уверен, что Аристид справился бы лучше.
Фемистокл прикусил губу. Он был один в этой комнате, и ему приходилось принимать важные решения, которые повлияли бы на жизнь каждого афинянина. Также верно было и то, что все, о чем он договаривался со спартанцами, могло быть отменено после выхода в море или вступления в бой. Он моргнул и закрыл глаза, зная, что именно такого рода приемы ненавистны спартанцам, считающим их проявлением низкой хитрости афинян. Время шло, и уже начались новые разговоры.
– Эврибиад, Афины принимают твое предложение возглавить флот. Мы благодарны вам. Есть ли такие, кто не согласен? Хорошо.
Спартанец склонил голову в знак признательности, хотя в этом жесте не было торжества. Выглядело это так, будто Эврибиад знал, что альтернативы нет.
Фемистокл глубоко вздохнул, успокаивая нервы, и вытер блестящий от пота лоб.
– Победа будет трудной еще по одной причине – посмотрите, сколько нас здесь. Где наши братья сегодня вечером? Я разослал послов по всей Греции, на запад, восток и север, прямо в Македонию. Вы ответили, но влияние Персии распространяется все дальше с каждым годом. Я знаю, что некоторых купили монетами и обещаниями, превратили в рабов золотых лучников.
– Все это не имеет значения, – негромко сказал Клеомброт низким, походившим на рычание голосом.
Однако шепот затих, люди поняли, кто это. Старший спартанец похлопал Эврибиада по руке и поднялся, как будто они заранее решили, что теперь его очередь. Он усмехнулся одним уголком рта, заметив, что остальные буквально смотрят на него снизу вверх.