– Доберман, – подсказал я.
– Да, доберман. И не знал, что они ещё остались. Она не нападёт? – совершенно ни к месту, запоздало спросил он.
– Нет. Не тупи! Ты же сам три секунды назад на свой вопрос ответил! Хотела бы – давно напала. Вы и понять бы ничего не успели.
– Ну да… ну да… – человек провёл рукой по своим окладистым усам. – Тут ты прав. Хотя всё одно боязно.
– Сам попросил. Она к тебе на смотрины не рвалась, глаза не мозолила. Ладно, давай ускорим общение. Что у тебя из еды есть? Плачу вот этим, – я извлёк из кармана золотую цепочку и оторвал небольшой кусок. – Думаю, хватит.
Дядька снова погладил усы в задумчивости. Затем, не поворачиваясь ко мне спиной, как-то очень ловко засунул руку в ворох узлов на тележке и извлёк оттуда небольшой мешок.
– Держи. Больше ничего такого у нас нет.
Ещё раз всмотрелся в его лицо. Умное, честное, опытное. Вряд ли будет чудить при добермане за моей спиной. Да и за внучку побоится.
Спокойно подошёл, взял мешок и отдал золото. Мужчина тоже напряжённо всматривался в меня, ожидая подвоха.
– Что там?
– Мясное разное… С собой в дорогу взяли.
– Пусти! Пусти! Я собацьку посмотлеть хоцу! – как гром среди ясного неба заверещала Анечка. – Я иглать с ней буду!
Мы оба вздрогнули.
– Внученька, – голос дядьки был мягким, любящим. – Она тебя укусить может. Не надо к ней. Мы вместе вечером поиграем, уже скоро…
– Не! Ты не умеес плавильно иглать! Ты сталый и куклы у тебя нету! Пусти! – ребёнок расходился вовсю, вырываясь из объятий матери.
– Витя, свалите отсюда. Мне её ещё успокаивать, – попросил меня мужчина.
– Да, конечно… – и я с подругой дружно попятились в кусты под набирающий обороты визг девочки.
– Пусти! Пусти! Пусти! Собацька!!! Игла-а-ать!!!
– Ира! Угомони её…
… Мы ходко углублялись в сторону от дороги, исходя слюной от запахов копчёностей из мешка.