– Ты зачем вышла из укрытия?
– Я никогда не видела близко ребёнка. Интересно.
– И как впечатление?
– Не знаю… Я впервые так близко подошла. Она почти… неразумная… глупая… добрая… беззащитная…
– Так и есть. Все дети такие, что человеческие, что прочие…
И только мы собрались поесть, как вдруг Зюзя вскочила.
– Я слышу крики.
– Где? – без интереса спросил я, уже извлекая из мешка завёрнутую в бумагу птичью тушку.
– Там, на дороге. Маленькая плачет. Кричит человек, и другой человек.
– Ну и пусть кричат. Внучку успокаивают, наверное. Сама видела, как она расшумелась…
– Она испугалась… Пойдём, посмотрим.
Мне такая инициатива добермана пришлась не по вкусу. Выстрелов нет – зачем лезть не в своё дело? Я уже один раз на крики прогулялся там, под Фоминском… До сих пор пробирает, как вспомню.
– Нет. Садись кушать. – и начал ломать вкусную тушку, готовясь честно отдать разумной обе ножки и грудку. – Сама же выпрашивала.
А вот теперь выстрелили. Ушли мы недалеко, так что услышал даже я.
– Пойдём. Нельзя отказывать в помощи!
– Тебя об этой помощи кто-то просил?! Нет?! Ну и не лезь! Неприятностей на наш век хватит, поверь!
– Я понимаю тебя. Но разумные должны помогать друг другу. Иначе станешь очень злым и за плохим не сможешь увидеть хорошего. Если ты не хочешь – пойду сама. Там ребёнок, я переживаю…
– Вот, ё… – невольно вырвалось, когда понял, что идти придётся. Надо свой язык укоротить, иначе словарный запас Зюзи сильно пополнится не тем, чем надо.
Спрятал мясо обратно, мешок попросту закинул на дерево – потом найдём, и поспешил вслед за уже исчезнувшей среди деревьев ушастой.
К моему удивлению, мы бежали не на теперь уже и мне слышимые бранные крики, а в сторону. Снова грохнуло, снова кто-то загнул по матушке так, что я аж поморщился. Да что же там происходит?