Феофан Прокопович сам явился в тайную канцелярию к Ушакову. Тот был удивлен визитом первосвященника и главы Синода. Он знал о влиянии, которое оказывал сей поп на императрицу Анну.
— Чем обязан счастью лицезреть, святый отче? — Ушаков склонился в низком поклоне.
— Ты что творишь? — строго спросил Феофан.
— Не могу вас понять, владыка?
— Я про Волкова речь веду. Знаю я все пакости твои! Знаю, Андрей Иванович! Что за дело у тебя? Сей Волков в партии Голицына никогда не состоял! Про сие мне известно доподлинно!
— Но есть донос графа Дугласа!
— Дугласа, что от должность своей отрешен был за воровство подлое, и того, кто с разбойниками якшался? Хорош доноситель! И по его доносу ты решил от дел отрешить честного чиновника, коий никогда мзды не брал и дела вел честно! Поздно я про сие узнал!
— Но в деле…
— Волкова пытали? — строго спросил Прокопович.
— Нет, владыка. Еще нет.
— Волкова надобно отпустить.
— Нет, владыка! — проявил твердость Ушаков.
— Что ты сказал? — глаза Феофана уставились на генерала.
— Я дело сие расследовать должен! Покушение на державное здравие матушки государыни!
Феофан достал бумагу из рукава своей черной рясы. Он протянул её Ушакову.
— Что сие?
— Был я во дворце, генерал. Говорил с матушкой и все поведал ей. И граф Бирен во всем поддержал меня. Именной указ императрицы!
Ушаков схватил бумагу. Быстро развернул. Сие был приказ надворного советника Волкова от следствия освободить и все обвинения в государственной измене с него снять.
Ушаков увидел подпись «Быть по сему. Анна».
— Али спорить станешь? — спросил Феофан.