Иван Александрович Зотов, главный начальник канцелярии юстиц-коллегии, вызвал к себе коллежского регистратора Дурново. Тот всегда был в курсе событий.
Порфирий Кузьмич сразу прибыл на его зов.
— Говорят Волков снова возвернулся? — спросил Зотов.
— Ныне здесь. В своем кабинете с Тарле толкуют.
— И чего он привез?
— Тарле и Карпов назад возвернулись. И теперь никто не скажет, что есть его вина в их исчезновении. Живы и здоровы чиновники.
— А где были? Что говорят? Отчего так долго на Москву не возвращались?
— Да ничего не говорят. Были по служебной надобности. Вот и весь сказ.
— Но что по делу вурдалака?
— Дак кто его знает, Иван Александрович. Волков пока ничего не сказал никому. Только людишек по Москве разослал.
— А что за поручения он людишкам дал?
— Мелочь всякая. Нам сие ничего не скажет. Надобно самого Волкова спросить. Ты смекай, Иван Александрович, коли из дворца отчета потребуют. Что с тобой будет тогда.
— С нами, Порфирий Кузьмич.
— С тобой, господин статский советник. Ты за все в ответе. Я человек маленький.
— Но Дарью ты отыскал в притоне разбойников. Ты её к пытке ставил, и ты вел допрос. Затем мы с тобой, Порфирий, Степашке де Генина подсунули.
— Он не захотел его во всем виноватить, Иван Александрович.
— И умно сделал. Де Генин особа большая. Со многими знатными персонами на короткой ноге. А кто показал на него? Сам подумай? Холопка Дарья! Что слово холопки стоит?
— Оно может и так, Иван Александрович, но холопка показала на де Генина. И показания те по всей форме сделаны. Никто не подкопается. А что померла она — так много кто с пытки помирает. Тем никого не удивить. Но скажу тебе, что дело сие мне все больше не по нраву.
— А кому оно любо? Эх, грехи наши тяжкие!
— И бывшего генерал губернатора Дугласа мы упокоили.