– Боже, вы доступны даже чувствам! – Она приложила палец к своему лбу и сказала: – Видите этот лоб? Под ним зреет гениальный план, которого я вам не открою. Вы только не мешайте мне и не путайте. Доверьтесь мне – и все будет прекрасно.
– Помяните и меня, когда сделаетесь царицею.
– О, вы будете моим премьер-министром.
– Что же я должен делать теперь?
– То же, что и прежде, или даже лучше имейте вид полного пренебрежения ко мне. Ступеньки, которые я выбрала, не лишены наблюдательности.
– Но я должен сознаться, что я лишен всяческой наблюдательности, потому что не вижу в вашей фигуре ничего угрожающего.
– Лучше поздно, чем никогда.
– Что это?
– Сознаваться в своих недостатках.
– Ах да, так. Но, милая Катя, вы не окончательно будете неглижировать мною?
Екатерина Петровна пожала плечами.
– Право, вы делаетесь сантиментальным; это – дурной признак.
– Признак чего?
– Старости.
– Однако в вас я не вижу избытка чувствительности.
– Неуместные остроты!
Иван Павлович обнял талию вдовушки, но та, ловко вывернув свой круглый стан, заметила: «Могут войти».
– Кого нам бояться?
– О Боже, роль Ромео не к лицу вам. И вы еще хотите, чтобы я делилась с вами своими планами.
– Хотя бы отчасти. Да, бумаги я вам принесу завтра на хранение; может быть, это глупо – так отдавать себя в руки, даже ваши.