Том 2. Вторая книга рассказов

22
18
20
22
24
26
28
30

– Да хорошо-то, теперь хорошо, что говорить.

Из Екатерины Петровны эти дни лучилась какая-то действенная сила бодрости, счастья и как будто милости. Подобрела ли она, или дела шли, как она хотела, но милостива была ко всем, даже до Виктора включительно. Он вернулся часа через три, очевидно не оставленный завтракать. Екатерина Петровна заторопилась его расспрашивать:

– Передал?

– Передал, – менее бойко, чем перед отъездом, говорил Виктор, снова порастрепавшийся.

– С кем же ты говорил больше всего?

– С Ванькой, их лакеем, – премилый человек.

Сдержавшись, мать спросила:

– А Андрея Ивановича не видал?

– Видал.

– Ну и что же он?

– Ничего; благодарит за букет.

Оставшись вдвоем с Марьей Матвеевной, Иосиф спросил:

– Зачем это Екатерина Петровна посылала Виктора к соседям? Вы не знаете?

Вздохнув, тетушка ответила:

– Не знаю, а то, что думаю, боюсь сказать.

– Разве так страшно?

– Всегда страшно наклеветать невольно на человека. Я полагаю так: Катя теперь как вне себя от бездействия и недостатка места, так сказать. Понимаешь, когда был жив ее муж, она как в котле кипела, а если теперь и остались остатки кое-какого дела, то надолго ли? А она не может без дела – вот и мечется: то в хозяйство, то в общества, то в знакомства.

– Что же тут обидного, что вы не хотели говорить?

– Смешно иногда. Ну зачем Виктора по фабричным делам посылать к незнакомым людям, да еще с букетом? К тому же советовать ему держаться Андрея Фонвизина, известного негодяя.

– Я откуда-то слышал эту фамилию, – насторожившись, произнес Иосиф.