– Не простудитесь, Иосиф Григорьевич, так выходить неодетым.
– Вы слишком добры, Екатерина Петровна.
– При чем моя доброта? Я не считаю себя совершенно чужою вам и, кажется, доказывала это за время вашей болезни.
Иосиф вспыхнул.
– Я этого и не хотел сказать, я – не неблагодарный!
– В благодарности ли дело? – опустив глаза, промолвила вдовушка и, помолчав приличное время, совсем другим голосом добавила:
– Чтоб я не казалась несносной в своих заботах о вашем здоровье, предлагаю завтра ехать на лодке по озерам: теперь полая вода, там чудно!
– Какая вы милая, Катя… ах простите!
– Пожалуйста.
– Знаете, заочно с Соней, с тетей Машей мы иногда вас так называем, «Катя».
– Да ничего, хотя я не люблю своего уменьшительного.
Но очевидно она была довольна и Иосифом, и поездкой Виктора, и погодой, и больше всего самою собой. Она вошла в дом быстро и твердо, напевая что-то. Марья Матвеевна сказала:
– Ты посвежел опять, Иосиф.
– Теперь Иосиф Григорьевич повеселеет и будет быстро поправляться, – весело проговорила Катя, садясь за письменный стол.
– Что это: пророчество?
– Нет, зачем? Похворал, погоревал – и будет. Завтра на лодке поедем.
– Уже?
– Уже.
– Не рано ли?
– Нет, тетя, нет, теперь полая вода по озерам и рекам.