— Ну и прекрасно! Стало быть дѣло уже на половину сдѣлано. Этотъ Китъ принадлежитъ къ разряду такъ-называемыхъ прекрасныхъ, честныхъ людей, а въ сущности онъ — бродячая собака, всюду сующая свой носъ, лицемѣръ, трусъ, шпіонъ. Онъ, какъ настоящій песъ, ползаетъ передъ тѣми, кто его ласкаетъ и кормитъ, а на всѣхъ остальныхъ бросается и лаетъ.
— Ужасающее краснорѣчіе! воскликнулъ Брассъ.
— Говорите о дѣлѣ, да, если можно, поскорѣе, вмѣшалась Сэлли.
— Вѣрно. Я говорю: она умнѣе всѣхъ, и карликъ снова наградилъ Брасса презрительнымъ взглядомъ. — Я сказалъ, Сэлли, что онъ, какъ собака, набрасывается на людей и больше всего на меня. Словомъ, я на него золъ.
— Этого для насъ совершенно достаточно, замѣтилъ Брассъ.
— Нѣтъ, недостаточно. Карликъ усмѣхнулся. — Дайте мнѣ высказать все. Не говоря о томъ, что намъ надо съ нимъ свести старые счеты, онъ еще вздумалъ становиться мнѣ поперегъ дороги, мѣшаетъ обдѣлать дѣльцо, которое всѣмъ намъ сулитъ золотыя горы. Да и кромѣ того онъ мнѣ противенъ. Я его терпѣть не могу. Придумайте вмѣстѣ, какъ бы избавить меня отъ этого мальчишки. Согласны?
— Согласны, сударь, отвѣчалъ Брассъ.
— Ну, такъ по-рукамъ. На васъ, Сэлли, я столько-же разсчитываю, какъ и на него, даже еще больше. А вотъ и Томъ Скоттъ. Эй, ты, неси сюда фонарей, трубокъ, грогу, побольше грогу, мы будемъ кутить на славу.
И карликъ снова превратился въ суетливаго хозяина и кричалъ, прыгалъ, вертѣлся какъ дикарь. Въ продолженіе всего остального вечера они не обмолвились ни однимъ словомъ и ни единымъ взглядомъ не выдали дѣла, ради котораго собственно и собрались въ бесѣдкѣ. Они привыкли дѣйствовать сообща и понимали другъ друга съ полслова: ихъ связывалъ общій интересъ и выгода. Было уже 10 часовъ, когда прелестная Сэлли вывела своего любящаго и горячо любимаго братца изъ «Пустыни». Онъ очень нуждался въ ея родственной поддержкѣ: по какой-то неизвѣстной причинѣ онъ шатался и ноги его поминутно заплетались, такъ что Сэлли, этому нѣжному созданью, пришлось употребить всѣ силы, чтобы поддерживать его въ равновѣсіи.
Карликъ все еще чувствовалъ себя утомленнымъ, хотя вволю выспался утромъ: не теряя времени, онъ поплелся въ свою изящную холостую квартиру и тотчасъ же заснулъ въ своей койкѣ. Пускай онъ себѣ спитъ и видитъ сны. Очень можетъ быть, что ему въ эту ночь приснятся бѣдные путники, которыхъ мы оставили отдыхающими на церковной паперти въ ожиданіи школьнаго учителя. Однако, пора и намъ вернуться къ нимъ.
XV
Долго они его ждали, но наконецъ-таки онъ показался у кладбищенской калитки и направился къ паперти, звеня связкой ключей. Онъ такъ запыхался, торопясь къ нимъ съ пріятной новостью, что въ первую минуту не могъ выговорить ни слова и только указывалъ имъ на низенькій домикъ, который Нелли такъ внимательно разсматривала.
— Вы видите эти два старые домика? промолвилъ онъ наконецъ.
— Какъ не видѣть! Я все время смотрѣла на нихъ, отвѣчала Нелли.
— Вы бы еще съ большимъ интересомъ на нихъ смотрѣли, если бы могли предчувствовать, съ какою вѣстью я къ вамъ вернусь. Одинъ изъ этихъ домиковъ предоставленъ въ мое распоряженіе.
Учитель взялъ Нелли за руку и молча, съ сіяющимъ отъ удовольствія лицомъ, повелъ ее къ домику, о которомъ шла рѣчь.
Остановившись у низенькой, полуоткрытой двери, учителъ перепробовалъ много ключей, пока не подобралъ настоящаго. Но вотъ ключъ заскрипѣлъ въ громадномъ замкѣ и дверь растворилась.
Они вошли въ комнату съ сводчатымъ изящнымъ потолкомъ, еще сохранившую слѣды богатыхъ украшеній. Стѣны были отдѣланы листьями, высѣченными изъ камня, такой тонкой, изящной работы, что, глядя на нихъ, невольно приходило въ голову, ужъ не хотѣлъ ли мастеръ перещеголять самое природу. Эти красивые листья будто говорили вамъ, что вотъ, молъ, года смѣняются годами, настоящіе живые листья рождаются и умираютъ, а мы остаемся все въ томъ же видѣ. Хотя фигуры, украшавшія каминъ, и пострадали отъ времени, но онѣ все еще свидѣтельствовали о своей прежней красотѣ, - не то, что человѣкъ, усыпавшій своимъ прахомъ ближайшее кладбище. Эти фигуры уныло стояли у опустѣлаго очага, словно живые люди, пережившіе всѣхъ своихъ сверстниковъ и горюющіе о слишкомъ долго затянувшейся старости.
Когда-то, давнымъ-давно — домъ былъ такой древній, что даже всѣ позднѣйшія передѣлки носили стародавній характеръ — часть комнаты была отдѣлена деревянной перегородкой для спальни, куда свѣтъ проникалъ черезъ маленькое окошечко, прорубленное въ толстой стѣнѣ. Эта перегородка, точно такъ же какъ и два дубовыхъ кресла, съ богатой рѣзьбой, стоявшія у камина, очевидно были наскоро сколочены изъ обломковъ монашескихъ сидѣній.
Изъ этой комнаты дверь вела въ маленькую келійку, слабо освѣщенную однимъ окошечкомъ, сплошь заросшимъ плющемъ. Вотъ и весь домикъ. Въ немъ была кое-какая мебель: нѣсколько стульевъ стараго фасона, точно у нихъ ножки и ручки изсохли отъ времени, столъ или, вѣрнѣе, призракъ стола; большой старинный сундукъ, хранившій въ былыя времена церковные документы, такая же старомодная домашняя, утварь и т. д. Кромѣ того вездѣ на полу валялись дрова — ясный признакъ, что домикъ еще недавно былъ занятъ.
ebooksa