— Какъ вы, однако, рано, чортъ возьми, забираетесь въ эту вонючую бойню, говорилъ гость, держась на одной ногѣ и граціозно балансируя другой.
— Да, немножко раненько, согласился Дикъ.
— Немножко, повторилъ тотъ шутливымъ тономъ, который такъ шелъ къ нему. — Я думаю, что немножко. Да вы знаете ли, дружище, который часъ? Всего-навсего половина десятаго утра!
— Развѣ вы не войдете въ комнату? спросилъ Дикъ. — Кромѣ меня здѣсь никого нѣтъ. — Сунвеллеръ solo. «Это тотъ часъ…»
«— Часъ ночи!»
«— Когда раскрываются могилы…»
«— И мертвецы поднимаются изъ гробовъ», процитировали они въ видѣ діалога, принявъ театральную позу и уже затѣмъ вошли въ контору.
Братья аполлинисты нерѣдко уснащали свою рѣчь лирическими цитатами. Это обыкновеніе служило, такъ сказать, связующимъ звеномъ между братьями и давало имъ возможность парить въ облакахъ, высоко надъ скучной, холодной землей.
— Ну, какъ вы тутъ, батенька, поживаете? спросилъ Чекстеръ, садясь на табуретъ. — Мнѣ надо было заѣхать въ Сити по своему частному дѣлу, такъ думаю, загляну-ка я къ нимъ въ контору, благо былъ по сосѣдству, хотя признаться, я не надѣялся застать васъ такъ рано, такъ чертовски рано.
Дикъ поблагодарилъ гостя за память, а такъ какъ изъ дальнѣйшаго разговора выяснилось, что какъ онъ, Дикъ, такъ и Чекстеръ находятся въ вожделѣнномъ здравіи, молодые люди — таковъ ужъ былъ обычай въ древнемъ братствѣ, членами котораго они состояли, — затянули дуэтомъ народную пѣсню «Все хорошо», закончивъ ее длинной трелью.
— А что новенькаго? спросилъ Дикъ.
— Ровно ничего; чисто, гладко, хоть шаромъ покати. Кстати, что за оригиналъ вашъ постоялецъ! Никакъ не поймешь, что за человѣкъ. Такихъ субъектовъ, я думаю, немного на свѣтѣ.
— А что онъ еще натворилъ?
— Это непостижимо. Представьте себѣ, тутъ Чекстеръ вынулъ изъ кармана продолговатую табакерку, украшенную мѣдной лисьей головой, — теперь онъ завелъ дружбу съ тѣмъ молодымъ человѣкомъ, что прикомандированъ къ нашей конторѣ. Этотъ Абель, самъ по себѣ ничего, но ужъ такая тихоня, что не дай Богъ, — настоящая размазня. Вотъ съ этой-то размазней онъ и подружилъ. Ну, скажите на милость, неужели-жъ онъ не могъ выбрать кого нибудь получше, съ кѣмъ бы можно было перекинуться словомъ, другимъ, кто очаровалъ бы его своими манерами, своими разговорами? Я не говорю, и у меня есть свои недостатки…
— Ну что вы, полноте! перебилъ его Дикъ.
— Есть, есть. Никто не сознаетъ своихъ недостатковъ такъ, какъ я ихъ сознаю. Но, слава Богу, до сихъ поръ еще ни одна душа въ мірѣ, даже мой злѣйшій вратъ — а у кого ихъ нѣтъ — не называлъ меня размазней. Да, вотъ, какъ я вамъ скажу, милостивый государь, будь я на мѣстѣ этого самаго Абеля, я, недолго думая, купилъ бы себѣ кругъ честерскаго сыра, привѣсилъ бы его къ шеѣ и бухъ въ воду. Честное слово, правда!
Чекстеръ не остановился, постучалъ суставомъ указательнаго пальца какъ разъ по лисьему носу, открылъ табакерку и, понюхавъ щепотку табаку, въ упоръ посмотрѣлъ на своего собесѣдника: дескать ты думаешь, что я вотъ сейчасъ чихну, анъ ошибся.
— Мало того, продолжалъ онъ свое повѣствованіе, — вашъ жилецъ познакомился еще съ его отцомъ и матерью. Съ тѣхъ поръ, какъ онъ вернулся съ этой охоты на дикихъ утокъ, онъ все пропадаетъ у нихъ и вдобавокъ покровительствуеть снобу. Вотъ вы увидите, мальчишка будетъ то-и-дѣло шататься къ вамъ наверхъ. А со мной онъ еле-еле вѣжливъ. Мы съ нимъ, кажись, и десяти словъ не сказали. То есть, клянусь вамъ честью, еслибъ не патронъ — мнѣ жаль его, онъ безъ меня какъ безъ рукъ — я сейчасъ же бросилъ бы все и ушелъ; такъ это обидно.
Дикъ очень сочувствовалъ своему пріятелю, но не сказалъ ни слова и только помѣшалъ кочергой дрова въ каминѣ.
— А ужъ этому снобу не сдобровать, попомните мое слово, продолжалъ Чекстеръ пророческимъ тономъ. — Вѣдь намъ больше, чѣмъ кому нибудь другому, приходится имѣть дѣло съ людьми, такъ мы хорошо знаемъ человѣческую природу. Этотъ мальчишка вернулся, чтобы отработать шиллингъ! Вотъ увидите, не сегодня — завтра, онъ себя покажетъ въ своемъ настоящемъ видѣ. Онъ непремѣнно проворуется, онъ долженъ провороваться!
ebooksa