Конфликт возник по вине самого Боголюбского, про которого в летописи говорится: «Князь Андрей какой был умник во всех делах, а погубил смысл свой невоздержанием: распалился гневом, возгордился и напрасно похвалился». Гневом он воспалился на племянников за то, что те были недостаточно послушны, – и высокомерно повелел им «в Русской земле не быти», то есть отправиться в изгнание. Племянники отказались. Тогда великий князь заставил всех средних и малых князей Руси принять участие в карательном походе. Собралось небывалое войско, пятьдесят тысяч воинов. Но это огромное скопище было плохо организовано и участвовало в чужой войне неохотно.
Один из Ростиславичей, Мстислав, оказался крепким орешком. Он засел в Вышгородском замке и никак не желал сдаваться. Осада затянулась. Боевой дух союзной армии, и так невысокий, падал всё ниже и ниже. Не понадобилось даже сражения. Однажды ночью в лагере разнесся слух, будто к Мстиславу идет подмога. Началась паника, а тут еще осажденные устроили вылазку – и мобилизованные Боголюбским князья кинулись кто куда. Войско рассыпалось.
Это произошло в ноябре 1173 года.
Власть над Русью была утрачена, престиж подорван. И, как это обычно бывает в подобной ситуации, в ближайшем окружении правителя возник заговор. Гневливый и жестокий диктатор нажил немало тайных врагов, имевших к нему свой счет.
Убийство Боголюбского.
Через полгода после вышеградского конфуза, в июне 1174 года, Андрея Боголюбского убили собственные приближенные – ночью, в опочивальне. И тут выяснилось, что великий владыка никем не был любим, никому не дорог. Его труп долго валялся во дворе, прежде чем останки наконец были преданы погребению.
Это первый в русской истории регицид, убийство правящего государя заговорщиками.
После гибели Боголюбского во Владимиро-Суздальской земле произошла смута, однако лидирующего статуса северо-восток уже не потеряет – в силу выгод своего географического расположения.
Последний этап древнерусской истории перед монгольским нашествием (1169–1237) принято называть «Владимирским». Три века спустя, когда Владимирская Русь превратится в Московскую, возникнет первая версия российского государства.
А началось всё с непоседливого князя, который отправился искать правильное место для чудотворной иконы.
Любимый Богом Андрей
Во субботу было, в канун праздника Двенадцати Апостолов.
Государь и великий князь отстоял в Богородицком храме малое молебствие, как обычно, один пред аналоем, преклонив колени на бархатную подушу, а очи воздев горе. Лик имел строгий, несуетный. Об апостолах и делах небесных, однако же, не думал. Думал о делах высоких, но земных. Взор ласкался златыми сводами, златыми столпами, златым деисусом. В церкви всё было или златое, или серебряное, чудесно сияло, переливалось. Потому Бог и любил князя Андрея, за великое о деве Марии радение. Столь богато изукрашенного чертога Богородица не имела ни в Киеве, ни в самом Цареграде, потому что киевские храмы по велению государя были ободраны, а цареградские от ветхости потускнели.
Здесь же, в Боголюбимом Граде, всё было новое, недавно возведенное и вызолоченное.
Губы Андрея Юрьевича шевелились, будто в молитвенном речении – со стороны благостно поглядеть, но то была одна видимость. С Богом князь всегда говорил коротко, требовательно и с глазу на глаз, у себя в исповедаленке, перед образом. Я-де Тебе то-то и то-то (вклад в монастырь либо новую церковь, это смотря по просьбе), а ты мне взамен пожалуй победу над ворогом, или дождь для пашен, или избавление от почечуя. Бог Своему любимому чаду редко когда отказывал.
А губами князь шевелил про полезное – зачем попусту терять время? Считал, какую ратную мзду наложить на Суздаль, Ростов, Владимир, Муром и прочие города. Надобно было собирать войско – пугать новгородцев. Тысяч десять, а лучше двенадцать. По полгривны на пешего, по гривне на конного, да две гривны на телегу с припасом. Цифирь складывалась быстро и ладно, она князя тоже любила. Его все любили, кто нужен для пользы, а не любили только те, на кого плевать, любят они или нет.
После молебна раздал на паперти милостыню. Кидал в толпу из мешка медовые коржи. Люди на лакомое падки – лезли друг на дружку, дрались. Он стоял, осенялся крестом. Так же правил и Русью: один, величавый, наверху, а под ногами, в грязи, копошились князьки и княжата, таскали друг дружку за волосья.
Потом, опять по субботнему обыкновению, пошел по гребню стены, окружавшей детинец.
В граде было два опояса: внешний, бревенчатый, вкруг посада – если идти поверху медленным шагом, это почти час; и малый, белокаменный. Внутри него тоже всё каменное – терема с червлеными крышами, церкви и часовни с золотыми куполами, очам заглядение. Нигде на Руси – ни в Киеве, ни в Чернигове, ни в Новгороде – сплошь каменного нутра не было, только в Боголюбове.
ebooksa