Он наклонился с седла, поднял Улитино лицо, взявши за подбородок, повертел так и этак.
– К сыну моему в жены пойдешь. Кучкину вотчину за тобой в приданое возьму, как оно и по Ярославовой «Правде» положено. Никто не скажет, что князь Юрий Владимирович награбом чужое взял.
Посмотрел на мальчишек.
– Этих – в мои отроки. Пусть служат.
И поехал себе, подбоченясь.
– А что мы Андрею сделаем? – ответила княгиня брату. – Он – великий князь. Только Бога молить.
И опять заныла, что ей бы в родной Москов, в тихом углу доживать, а боле ничегошеньки от жизни не надо.
Яким слушать не стал, пошел в Большой терем, готовить парадную посуду к завтрашнему пиру. Он был княжий чашник.
Отобрал золоченые блюда, ендовы, кувшины – мед разливать. Взял любимую князьандрееву чашу – стеклянную, внутри златое кружево. На всей Руси она такая была одна, прислана в дар цесарем. Чаша непростая, освященная патриархом, заговоренная пред святыми реликвиями. От яда стекло помутнеет – так было в дарственной грамотке писано. Ни из какой другой чаши князь на пирах не пил.
Уставился Яким на грецкую диковину, вспомнил, как Андрей, с хлюпом и бульком пьет вино, иль мед, а хоть бы и воду (он всё делал жадно). От ненависти затряслись руки. Не помня себя размахнулся, да как хряснет о дубовый стол, только осколки полетели.
Обмер, на лбу выступила хладная испарина.
Не простит Ирод! Люто накажет, прочим слугам для острастки.
Вдруг привиделось – ясно, будто въявь, как оно будет. За столько-то лет Яким своего господина изучил в доскональности. «Ставьте второй кол, – скажет Ирод. – Два Кучки это уже целая куча», – и засмеется. Или пошутит, что грех братьев разлучать. Он, когда душегубствует, всегда шутит. Это чтобы пуще страшились.
Пир завтра. Если сейчас на коня, и в галоп, пока обнаружится, далеко ускакать можно. Но куда поскачешь? На какую судьбу? И что с Агафьей будет, женой? С дочерью Настасьей? С внуками, Олёшей и Митьшей? За беглеца ответит род, такой у Ирода закон.
Нет уж, от судьбы не уйдешь.
Поплакал Яким, посморкался. Пошел с дочерью и внуками прощаться. Потом надо будет жене наставление оставить, ночь в церкви у Бога за грехи прощение просить. Будет, как у Исуса, моление о чаше. Коли судьба помереть – так не по-собачьи, меж чужих двор, а по-христиански.
Дочь Настасья замужествовала за гриднем старшей дружины Петром Малым. Он был высок и статен, «малым» звался, чтоб отличать от Петра Большого, чья голова на колу.
Поглядев, как Яким обнимает дочь, как та рыдает, зять сдвинул густые брови. Сказал:
– Не будет по сему. Мы ему самому голову срежем.
Петр Малый был удалец, в бою первый и в совете не последний. Все говорили, быть ему боярином. Но теперь, женатому на дочери и племяннице казненных Кучковичей, навряд ли.
ebooksa