— Разумно или нет, нам следует с ним встретиться. Он в курсе всех событий не хуже Глисона, — фамилия инспектора в его устах звучала как ругательство.
Мы заказали легкий ужин. Полумрак полумраком, но на кондиционере тут явно экономили… Казалось, что мы находимся в какой-то африканской пещере.
— Полиция намерена произвести арест?
Мистер Уошберн кивнул.
— Джейн?
— Я делаю все, что могу, чтобы этому помешать. Сегодня днем был в мэрии, говорил с мэром, потом с губернатором в Олбэни.
— Полагаю, вы сможете найти ей приличного адвоката?
— Представлять ее интересы будет Бенсон… Постараемся провести расходы за счет труппы.
Я понимал, что он всерьез обеспокоен: зря мистер Уошберн денег не тратил.
— Джейн еще ничего не знает, да?
— Вы — единственный, кто может ей сказать.
— Сейчас она дома. Она боится… Это так ужасно, так глупо! Вы не пытались объяснить Глисону, что у нее нет никакого мотива, абсолютно никакого? Как бы ни сложились обстоятельства, полиция будет выглядеть чертовски скверно, если попробует свалить все на нее.
— Мне кажется, он очень уверен в своей правоте.
— И вы не можете его остановить? Ведь такое обвинение погубит ее карьеру.
— Все, что я могу — это добиться, чтобы ее оправдали. И ее оправдают… я в этом уверен.
Я решил, что неплохо владею собою, так как главным моим побуждением в тот момент было желание немедленно отправиться к Глисону и изложить ему в деталях все, что я думаю про его расследование.
— Кроме того, — продолжал мистер Уошберн, — у меня есть основания полагать, что судебное разбирательство будет ускорено, чтобы Джейн поспела на открытие наших гастролей в Лос-Анджелесе.
Я смутно начал понимать идею заговора.
— Вы должны быть очень уверены в том, что к окончанию судебного процесса полиция утратит к делу всякий интерес… и Игланова будет вне опасности.
Теперь я четко понимал: Джейн должна послужить громоотводом для всей труппы в целом и Иглановой, в частности.