— Если вы знали, что у мужа не было серьезной ссоры с сенатором, что он не был на грани краха, зачем вы сказали мне в ту ночь, что он — убийца?
Она вновь овладела собой.
— Потому что про контракт я узнала только на следующий день. Он рассказал мне, когда стало очевидным, что с минуты на минуту его могут арестовать. Роджер знал, что я люблю отца больше всего на свете. Знал, что я совершенно потеряла голову, когда его убили. Думаю, он знал, хотя никогда не упоминал об этом, что я подозревала его в убийстве. Ведь он мог посчитаться с Ли и заодно завладеть моим наследством… Вот поэтому он нарушил свое старое правило не говорить о делах и рассказал обо всем: как он обратился к Вербене, как она помогла ему, несмотря на позицию сенатора. Тогда я и поняла, насколько абсурдным было его обвинять…
— Но вы пришли ко мне и сказали, что считаете его убийцей.
— Да, я действительно так думала. Я думала, что он просто сошел с ума. Решила, что потом он может убить и меня, чтобы завладеть наследством. Я считала, что он оказался загнанным в угол, и на время потеряла голову. Меня потрясло, когда все узнали, что я — дочь Ли. Потрясло настолько… что я пришла к вам. Почему — не знаю. В ту ночь я отчаянно боялась Роджера… А потом мне стало ужасно стыдно.
Мне казалось, что здесь выяснять уже нечего. Рассказ ее, насколько я мог судить, звучал убедительно. В нем был ряд разоблачительных моментов. Фигура Вербены Прюитт на заднем плане стала принимать угрожающие размеры. Какова же была ее роль во всем деле? Я даже не подозревал, что она может оказаться столь таинственной особой. Да, ее я явно недооценил.
Я уже готов был закруглить нашу беседу, но, к сожалению нам еще предстояло обязательное объяснение, которое, по крайней мере в Талисман-сити, требовалось от людей, связанных интимными отношениями.
Пришлось ее заверить, что наше знакомство стало одним из самых примечательных событий моей жизни и что я надеюсь в ближайшем будущем снова с ней встретиться.
В ответ она сказала, что просто не может выразить, как я ей помог в момент, когда она была так близка к отчаянию, и попросила простить ее за то, что она сделала. Не будучи до конца уверенным, за какое из своих предательств она просит прощения, я даровал ей полное отпущение грехов. После того как наше приключение было предано забвению, Камилла пожала мне руку и позволила оплатить счет.
Когда я вышел в холл, ее уже не было. Я собрался было вызвать такси, когда заметил двух знакомых, погруженных в серьезную беседу за пальмой в кадке. Пришлось подойти поздороваться с Элмером Бушем и Джонсоном Ледбеттером, исполняющим обязанности сенатора, которым он, видимо, никогда не станет.
Они взглянули на меня так, словно я был последним человеком на земле, которого они хотели бы видеть. Глаза у несостоявшегося сенатора припухли, сам он выглядел усталым. Журналист казался гораздо энергичнее, словно тигр, утащивший последнюю овцу. Они явно заготовили какой-то план.
— Как вы себя чувствуете, сенатор? — весело спросил я: даже несостоявшийся сенатор имеет право на снисхождение.
— Очень хорошо, Саржент.
Я был удивлен, что он помнит мою фамилию.
— Это очень серьезный кризис, — сказал Элмер Буш своим хорошо поставленным голосом провинциального трагика.
— Это недоразумение, — хрипло выдавил Ледбеттер.
— Мы надеемся, сегодня вечером в моей программе общественность узнает всю правду, — твердо заявил Элмер Буш.
— Сэр, я тоже надеюсь, что вам удастся защитить свои права.
— Спасибо, мой мальчик, — пробасил Ледбеттер.
Тут по холлу разнеслось:
ebooksa