В холле мы наткнулись на Джонсона Ледбеттера. Тот больше, чем обычно, походил на усталого рассерженного буйвола. Он энергично, хотя и неискренне, меня приветствовал. Я бросил Уинтерса и отвел губернатора в угол. Политики, сновавшие мимо, отводили глаза: он был падшей звездой, и никто не хотел подхватить бациллу неудачи, которая, как знают профессионалы, весьма заразна.
— Сенатор, мы увидимся сегодня вечером?
— Конечно, я приеду. А что должно произойти?
— Я собираюсь назвать убийцу Руфуса Холлистера и Леандера Роудса.
Лицо Ледбеттера не дрогнуло.
— Надеюсь, вы знаете, что делаете.
— Да, знаю. Если можно, хотелось бы выяснить один вопрос: что произошло, когда вы разговаривали с Руфусом перед его убийством?
— Это личное.
Я пошел напролом.
— Сенатор, вам придется рассказать об этом в суде.
— Не вижу, какое это имеет отношение к убийствам, — возразил он, но не слишком убежденно.
— Уверен, Уинтерс сможет сделать так, чтобы вас не вызвали в качестве свидетеля, если мы будем знать, что произошло. — В этот момент мне хотелось покрепче повязать Уинтерса.
— Мы обсуждали дела двух компаний, о чем вы, конечно, читали в газетах.
— И что он вам сказал?
— Что существует опасность разоблачения, что федеральная комиссия готова опубликовать результаты проверки и начать официальное расследование. Я заявил, что не имею к этому ни малейшего отношения, хотя мое имя фигурирует в бумагах и существуют акции, приобретенные на мое имя.
— Холлистер что-то говорил о возможности разоблачения?
— Он только об этом и говорил.
— Я имею в виду, говорил ли он, что разоблачение может последовать со стороны вашего врага, например, убийцы?
Ледбеттер долго молчал, но потом покачал головой.
— Нет, ни о чем подобном он не упоминал.