Французская мелодия

И тот отреагировал по-своему, не так, как ожидал Илья.

Выйдя из-за стола, Николай Владимирович в очередной раз подошёл к окну и, глянув в чернеющую за стеклом темноту, произнёс:

— Или- или говоришь?!

— Или- или, — почувствовав, что настрой отца стал более принципиальным, произнёс Илья.

— А не боишься, что придётся пройти путь, в котором опасностей больше, чем трудностей, при этом благодарности не будет никакой?

— Зато совесть будет чиста.

— Да, уж, — улыбнулся Николай Владимирович. — Чего-чего, а чистоты совести испытаешь с лихвой.

Он собрался было что-то добавить и, судя по тому, насколько решительными выглядели движения рук, головы, плеч, что-то очень важное, как вдруг стук в дверь заставил главу семейства застыть в позе приготовившегося к произнесению речи оратора.

Появление в комнате матери было похоже на дуновение ветра судьбы. Тёплый, незатейливый, скорее умиротворяющий, чем решительный он в мгновение ока подчинил себе как обстановку, так и внутреннее содержание близких друг другу людей.

— Ты лекарство принял?

— Принял, — с ноткой благодарности за заботу произнёс в ответ Богданов — старший.

— И как?

— Нормально.

— Давление не поднялось?

— Вроде нет. Прыгнуло и опять в норму.

— Всё из-за ваших разговоров. Четверть третьего, а вы всё никак не угомонитесь.

Отец и сын, как по команде, повернули головы в сторону часов.

— Закругляйтесь. Завтра договорите.

Подчиняясь воли хозяйки, Богдановы и обменявшись взглядами, вынуждены были согласиться с тем, что мать права.

Говорить можно было долго, возможно, и час, и два, слишком серьёзной выглядела тема, да и вопросов оставалось невыясненными столько, что дай Бог, чтобы хватило ночи.