Французская мелодия

22
18
20
22
24
26
28
30

Беда в том, что, кроме предчувствия опасности, инстинкт не выдавал ничего, что давало бы мозгу возможность начать разрабатывать систему защиты. И хотя вариантов было несколько, на ум не приходило ничего, что можно было взять за основу и уже на основании этого строить редуты обороны, а может быть, даже помышлять о возможности контрудара.

От дома до «Мариотт Гранд Отель» двадцать минут езды на автомобиле. Илья выехал за час. Именно в эти часы существовала наибольшая вероятность угодить в пробку в то время, когда об опоздании не могло быть и речи. Никогда никому Богданов не позволял укорить его в непунктуальности.

За окном моросил дождь. Крупные, похожие на слёзы капли, ударяясь об стекло, соединялись с другими каплями и, превратившись в ручьи, устремлялись вниз. Стоило автомобилю начать движение, как дождь, превращаясь в плачущий ветер, заставлял ручейки в виде водяных полос устремляться в обратном направлении.

«Надо же, — подумал Илья. — Зима и дождь. По логике понятия несовместимые. По природе же, наоборот. Хотя, чему тут удивляться? У природы свои законы. Захочет поплакать — небо зайдётся дождём, появится желание похохотать — солнце будет светить так, что зима покажется летом. Как и в жизни, добро и зло понятия несовместимые, в то же время живут рядом, иногда настолько близко, что теряешься, чего в человеке больше.

От философских размышлений мысли вернулись к Элизабет.

В ближайшие полчаса он увидит глаза француженки, что должно было радовать, но никак не напрягать.

В голове же бесновалась мысль: «Гришин и Элизабет заодно».

Что именно заставляло думать так, Богданов не только не знал, но даже и не пытался обдумать, все естество поглощала боль.

«Душе не прикажешь. Болит, значит, тому есть причина. Диагноз это или плод усталости покажет время.

С того дня, как история с тайником вошли в его жизнь, Богданов стал ловить себя на мысли, что постоянно думает о слежке. Маниакальное ощущение, будто некто маячит за спиной, заставляло оглядываться, следить за отражением в витринах магазинов, а иногда просто останавливаться, чтобы, пропустив прохожих, проследить за теми, кто остался позади.

Вот и сейчас, выйдя из автомобиля, Богданов вместо того, чтобы направиться к входу в отель, остановился посреди улицы, с видом зеваки начал крутить головой, будто хотел кого-то увидеть, но не знал кого именно.

Француженка сидела в дальнем углу, зажав в ладонях чашку с кофе.

По окурку и дымящейся в пепельнице сигарете Богданов понял, Элизабет пришла задолго до его появления, что не могло не навести на мысль, всё ли у мадам в порядке.

Подтверждением тому стала натянутость улыбки, с которой встретила Илью Элизабет. Увидев, помахала рукой, призывая: «Иди сюда».

Когда Богданов приблизился и попытался обнять, француженка отстранилась, давая понять, что сегодня не до любезностей.

— Здравствуй, Илья!

— Здравствуй!

Почувствовав, что Элизабет не в духе, Богданов решил отказаться от фамильярностей, переходя на тон ближе к деловому, чем к дружественному.

Заняв место напротив, собрался подозвать официанта, как вдруг Элизабет. вмешавшись в намеренья Ильи, заставила того отказаться от идеи сделать заказ.

— Мне здесь не нравится. Людно и неуютно.