Французская мелодия

Прошло более семи минут, прежде чем Богданов произнёс: «Похоже, отец был прав, в иконе «Господа Вседержителя» ни пустот, ни тайных записей».

— Прошу освободить место под солнцем, — ткнул друга в плечо Виктор. — «Иоанн Креститель» ждёт не дождётся побеседовать со мной тэт — а -тэт.

— Я, пожалуй, тоже делом займусь, — произнёс Алексей Дмитриевич, пододвигая к себе икону «Николая Чудотворца». — Проверю, вдруг что-то пропустили или не досмотрели.

Разбавленная еле слышимыми вздохами тишина, тиканье часов являлись свидетелями того, как живущие в настоящем люди пытаются отыскать в лабиринте столетий путь в прошлое. Возможно, точно так же сто лет назад, сидя за столом, ломал голову Андрей Соколов над вопросом, как устроить, чтобы те, кто будет жить после нас, смогли прочувствовать то, о чём думал он.

Как ни крути, только при понимании состояния души тот, кто ищет, сможет понять ход мыслей того, кто прячет, даже если их разделяет расстояние в сто и больше лет.

— А вот это уже интересно!

Возглас Ростовцева заставил Элизабет и Ольгу сменить выражение лица с ожидаемого на удивлённый.

Алексей Дмитриевич попросил у Рученкова лупу, не забыв сопроводить просьбу словами: «Обратите внимание, с обеих сторон торцевой части оклада имеются два крошечных отверстия, проникнуть в которые может только кончик иглы. Такие же имеются на иконе «Господа Вседержителя», но отсутствуют в окладе «Иоанна Крестителя».

— Позвольте.

Приняв икону, Илья в течение минуты изучал указанные Алексеем Дмитриевичем точки, после чего поставив ту на ребро, при этом стараясь быть предельно внимательным, ввёл кончик булавки в отверстие.

— Что-то есть, то ли пружинка, то ли шарик.

— Попробуйте надавить, — посоветовал Ростовцев.

— Пробовал. Не получается.

— Что будет, если давить с обеих сторон одновременно? — поинтересовался Виктор.

Приняв из рук Кузнецова булавку, Руча ввёл кончик той в отверстие с противоположной стороны.

— На раз, два, три — давим.

Сухой, похожий на треск сучка щелчок заставил отдёрнуть руки.

Прошли секунды, прежде чем Богданов ощутил, как центральная часть иконы поднимается за удерживающими её пальцами, при этом задняя остаётся на столе.

Возглас воодушевления, прокатившись по кабинету, заставил всех, в том числе и Веру Ивановну, обступить стол.

Внутри разделённой надвое иконы лежал свёрнутый вчетверо рушник. Сотканный из грубоватой на вид ткани он не представлял собой ничего, что могло вызвать хоть какие-то эмоции.