Глава 14
— Чувствуешь что-нибудь? — спросила Банши, когда мы прошли первые пятьдесят метров и перестали видеть Щуку.
— Нет, — я услышал, как птица вспорхнула и с ветки снег упал. — А ты?
— Попа мерзнет, — Банши зашуршала курткой у меня за спиной. — И кушать начинаю хотеть. Может, и нет здесь никого. Фобос мог с любой стороны налететь, посечь все в округе, включая Кондрата, и шею ему свернуть.
— М-да, выражение «кондрашка хватит» начинает играть новыми красками. — я обернулся на Банши, в ее короткой мотоциклетной курточке. — Ты б еще купальник надела, река рядом, может, искупнешься?
— Ага, поучи меня одеваться, модник. Ты штаны-то свои видел, фуфаечник?
— У меня это временно, насчет тебя не уверен, — я похлопал себя по телогрейке, пытаясь выбить въевшуюся с карьера пыль. — Ты встречала раньше лоскотух?
— Почти, — Банши задумалась. — Как-то с маньей столкнулись. Они сестры считай, только манья просто злой фобос. При жизни злой была и потом сама не захотела на тот свет уходить. А лоскотуха, как правило, наоборот. И добрая, и покоя хочет, но ее жизнь будто в лоскуты разорвали. Оттого и название пошло. Мстит она, и пока не успокоится, сама не уйдет.
Лес неожиданно закончился, мы вышли на широкую поляну с редкими чахлыми деревцами. Пока Банши скрипела кожаной курткой, я осмотрелся.
Не будь зима, подумал бы, что здесь пожар пронесся — кривые, покореженные ветки без единого листика, россыпь мохнатых камней, частично скрытых под снежной коркой.
Метров через пятьдесят поляна поднималась, образуя небольшой холм, примерно с трехэтажный дом, а за ним еще один и еще. С другой стороны опять начинался лес. Кажется, здесь можно годами бродить и ничего не найти, ни следов, ни разрывов, ни фобосов.
— На холм заберемся, осмотримся и, если пусто, то в острог вернемся, — я посмотрел на небо, прикидывая во сколько здесь темнеет.
Дважды поскользнулся, чуть не скатившись вниз, но добрался-таки до вершины. Вытянулся на плоском камне, чувствуя, что могу быть отличной мишенью и ежась от пронизывающего ветра. Представил, что ветер выдувает все посторонние мысли, а мозг переходит в состояние медитирующего сканера. Аура, астрал, тайные тропы, медиумный ГЛОНАСС — все, что мог, подключил. Но первым почувствовал запах.
Старая плесень — запах заброшенных бомбоубежищ и подтопленных старых подвалов. Последнее, что я ждал на вершине продуваемого холма в экологически чистой зоне.
Махнул Банши, чтобы поднималась, и повернул нос против ветра — на чахлый кустарник на склоне соседнего пригорка. Перехватил двустволку и начал целиться.
Прямо над мушкой, направленной в кусты, неожиданно появилась белая раскидистая ветка. Не понял, даже стволы опустил и стал щуриться, борясь со слезинками, выступившими от ветра.
Ветка не исчезла, стала выше и толще, приближаясь из-за склона и разделяясь на две. А потом появилась голова, уши и плечи. Это был лось. Рогатый лось с кожей мраморного цвета — белый с серыми прожилками, которые не стояли на месте, а перетекали из одного состояния в другое. Напомнило маску Роршаха, только черноты было меньше — тонкие нити-змейки закручивались и лавировали по телу, обтекая друг друга.
Глаза у лося светились желтым огнем. На меня он не смотрел, увлеченно тянулся к замерзшим ягодам на кустах. Пытался их грызть, но призрачная морда лишь проходила насквозь. Зверь тряс рогами и пытался откусить еще раз. На миг черные пятна замерли, а у белого появился синюшный оттенок, по телу животного прошла судорога, он цапнул куст и отломал сразу несколько веток.
— А ты фартовый, — бесшумно подкралась Банши и шепнула мне на ухо. — Это вайонг, очень редкий деймос, пока полностью синим не стал, безобиден, как живой олененок.
— Что делать будем?