Я тоже не смогла удерживать слёз. Обнимая его, я забывалась во всём, что окружало меня. Как же мне было жаль его. Каким же беззащитным он казался мне.
— Мой папа, — плакал он. — Папа.
Держать ребёнка, у которого совсем недавно не стало отца было одним из ужасных испытаний моей жизни. Он продолжал повторять одно и то же слово «Папа», а я продолжала молча обнимать его, всё больше и больше утираясь слезами. Бедный беззащитным Калеб, ему всего десять лет, он не должен был стать тем несчастным мальчиком, который потерял отца так рано. Что творится в его голове? Какие ужасы ещё будут сниться ему ночью? Как долго он будет бороться за последние кусочки счастливой жизни? Каким же он вырастет?
Я помню, как застала их играющими в футбол. Калеб проигрывал, а потому выплёскивал свою злость, говоря, что папа играет не по правилам. Мистер Брайан схватил его на руки и со смехом начал кружить. Калеб смеялся и радовался потом ещё весь день. Теперь же всё как один расплывается и превращается в одно воспоминание. Такого никогда больше не будет, не будет футбола на заднем дворе, просмотра сериалов поздно вечером всей семьёй, долгих поездок в большие города и пикников на окраине города. Мистер Браун не научит Калеба бриться, не познакомится с его первой девушкой, никогда не увидит, как сын получит аттестат, как женится, как он сам станет отцом… Хочется изменить всё, повернуть время вспять и застрять в нём, чтобы просто изменить прошедший день. Как же хочется просто взять Калеба и отправить его в те дни, когда он всегда мог рассчитывать на мужское плечо, что всегда было рядом с ним.
— Папа, — повторил Калеб. — Останься со мной, папа…
Я ещё долго сидела в пустой комнате с рыдающим ребёнком, который больше не был знакомым мне Калебом. Я сгорела от стыда, от ненависти к себе, к своим необдуманным поступкам. Я боязливо думала о тех мыслях, что появятся у Калеба, как только ему исполнится тринадцать лет, у него начнётся переходный возраст, а рядом не будет отца, и он будет знать по чьей это вине. По моей. По вине его няни, что не всегда добросовестно выполняла свою работу, разрешала есть ему сладкого чуть больше, чем ему требовалось, играла в приставку по два часа в день, не умела готовить, не проверяла домашнего задания и позволила полиции оставить их дом без охраны.
Наша последняя встреча с Калебом была в тот день. Потом, он с мамой уехал в другой город, название которого мне никогда не узнать. Напоследок я подарила ему нашу фотографию, но никогда не думала, что она сохранится у него больше, чем на пять лет. Навсегда он исчез из моей жизни, но оставил глубокий след в моей памяти. Моё сердце теперь обливается кровью каждый раз, когда я вспоминаю их семью, прохожу мимо их дома или слышу имя Калеб. И каждый раз я перестаю уважать в себе человека. Я превращаюсь для себя во что-то страшное и глупое, что не в силах побороть собственные страхи.
Отец тоже изменился после этого случая. Если он раньше всецело поглощался в работу, тратя на неё хотя бы три четверти дня, то теперь он тратил на поимку маньяка ещё больше времени. В прямом смысле этого слова, я перестала видеть его целыми днями. Единственным местом, где мы с ним пересекались, был участок. Я заходила к нему иногда после уроков, когда мама не успевала забрать меня. Отец считал, что мне лучше перейти улицу и пару домов, чем идти до дома, что располагался ближе к концу города. К тому же, он знал, что я не люблю ходить по долгим дорогам, поэтому в любом случае выберу старую лестницу, что проходит через небольшой овраг прямо посреди города. Там обычно не бывает людей, старые лесенки грозятся сломаться под любым шагом человека, а деревья могут создавать отличное убежище для убийцы. Хоть родители и боялись этого оврага, я относилась к нему нейтрально. Меня он только привлекал своей безлюдностью и некой мрачностью.
На следующий день после отъезда Браунов, возвращаясь из школы, я не застала отца, когда пришла к нему на работу. Усач, сидящий на вахте, поздоровался со мной, передавая мне, что папа уехал в другой город на расследование похожего убийства. В том городе он должен был остаться на три дня, и правда считал, что он уже почти напал на след убийцы (но вскоре суд местного округа докажет, что между несчастным случаем в ЛаДрессе и маньяком из Тенебриса нет ничего общего).
Я зашла в кабинет шерифа, где сидел Тони.
— Привет, — улыбнулась я. — Рада, что с тобой всё хорошо.
Я не видела его с того дня, как мы увидели метку убийцы в школе. Не ожидая от самой себя, я слишком сильно обрадовалась встрече с ним.
— Привет, — он слегка изменился в лице. — Я тоже рад, что с тобой всё хорошо.
— Как ты жил здесь? — удивилась я. — Разве тебе не было страшно, что ты можешь быть помечен?
— Поначалу, конечно, я боялся этого, но твой отец оплатил мне сигнализацию в моём доме, выделил дополнительное оружие и дал различные наставления. Он, правда, очень благородный человек.
— Прям мать Тереза, — закатила я глаза.
— Я скучал по твоим шуткам, — улыбнулся он.
— По моим шуткам? — удивилась я. Сперва я хотела спросить, скучал ли он именно по моим шуткам или всё-таки по мне, но многое останавливало меня. Нет, не мысль о том, что я могу ляпнуть что-то глупое, а должно быть, излишняя скромность.
— Да, — он начал меняться в лице, наверняка, думая о том, что ему не стоило говорит мне таких комплиментов. — Как твоё настроение?
— Слышал о новой жертве? — спросила я.