Чисто римское убийство

22
18
20
22
24
26
28
30

И все-таки они опоздал. Чтобы это понять довольно было одного взгляда на растерянное и перепуганное лицо привратника, выглянувшего в дверное окошко. Не потрудившись спросить о цели визита, слуга промычал, что хозяин не принимает гостей. После этого окошко захлопнулось, чтобы немедленно распахнуться вновь, когда Петроний крикнул, что он хочет видеть Сирпика из-за несчастья, случившегося с его женой. Бросив подозрительный взгляд на гостя, привратник пискнул:

– Я доложу, – и исчез, надолго оставив Петрония и Иосифа дожидаться под закрытой дверью.

Когда дверь, наконец, открылась, за ней был уже другой слуга. Высокий, с крепкими жилистыми руками старик, во рту которого зияла дыра шириной в три зуба, не стал тратить времени на церемонии.

– Хозяин ждет, – буркнул он и скрылся в коридоре, не заботясь о том, последуют ли за ним визитеры

Гордый атрий дома Сирпиков сегодня утратил половину своей надменности. Даже краски на его стенах, кажется, потускнели, а цветы, расположенные вокруг имплювия, увяли. Многочисленные домочадцы жались вдоль стен, не решаясь не только говорить, но кажется и дышать.

Самое видное место занимали носилки, чье изголовье было приподнято и обращено в сторону входа. Тело Эгнации лежало на них, укрытое до подбородка белой простыней. Хозяин дома почетным караулом стоял в изголовье. Увидев визитеров, он шагнул им навстречу и, странное дело, в его короткой грузной фигуре, которой слишком широкая тога добавляла тучности, не было сейчас ничего нелепого и смешного.

– Откуда ты узнал, что моя жена покончила с собой? Дидим клянется, что ничего не говорил и, возможно, я ему верю, – произнес Сирпик угрожающим тоном.

Привратник, горбившийся у одной из колонн, протяжно всхлипнул разбитым носом и тут же осекся, поймав короткий, яростный взгляд господина.

– Дидим ничего не говорил, – оправдал несчастного Петроний.

– Так. Но ты знаешь, – выдавил Сирпик. Его пухлые губы сжались в узкую, не толще бритвенного разреза полоску. – Я наводил справки. Говорят, что ты по капле воды можешь рассказать о море. Что от тебя ничего невозможно утаить. Но если ты пришел…

Петроний не дослушал.

– Когда это случилось?

Сирпик прикрыл глаза. Его щека яростно дрогнула, но, когда внук вольноотпущенника заговорил, его голос был сух, словно он зачитывал отчет о хозяйственных расходах.

– Ее нашли вчера, после заката. Она не вышла к обеду. Я беспокоился и отправил слуг. Она была в беседке. Покончила с собой. Перерезала горло. Она не оставила письма и никому ничего не сказала.

– Я соболезную, – коротко произнес Петроний и поинтересовался. – Я не вижу здесь твоего сына. С ним все в порядке?

– Что с ним может быть в порядке? – Сирпик-старший на миг сорвался, но тут, же взял себя в руки. – Он у себя. Спит. Врач дал ему успокоительное.

– Твоя жена вчера принимала посетителей?

Сирпик резко дернул головой, что, видимо, означало отрицательный ответ.

– Я об этом ничего не знаю. Я не знаю зачем ты это спрашиваешь. Наверное, так надо. Но, клянусь подземными богами, я отвечу на любые вопросы, сделаю все, что ты скажешь, если, ты объяснишь, почему моя жена покончила с собой. Клянусь Орком, я не вижу ни одной причины, по которой она могла бы это сделать.

Петроний не успел ответить. Из толпы рабов вперед выступила служанка, с хрупким телосложением двенадцатилетней девочки и лицом взрослой женщины и негромко сказала: