Чисто римское убийство

22
18
20
22
24
26
28
30

– П-почему… П-причем… Эгнаций…, – наконец проблеял он, растерянно хлопая глазами.

Петроний не стал дожидаться пока хозяин дома придет в себя.

– Шестнадцать лет назад ты был близок к кружку Эгнация. В один счастливый или несчастный день ты узнал, что ваши игры и разговоры зашли слишком далеко. Ты узнал, что Арарик донес консулу, будто Эгнаций готовит заговор. Тебе сообщили, что консул собирается арестовать участников кружка. Ты решил опередить события и побежал к Тавру с доносом на бывших друзей. Я хочу знать, кто предупредил тебя.

Корвин вскочил. Казалось, он прямо сейчас укажет гостю на дверь. Однако, природное благоразумие победило гордость. Публий Сульпиций упал обратно в кресло и отрывисто сказал:

– Не понимаю, почему я должен с тобой это обсуждать? Что бы ни случилось шестнадцать лет назад, это случилось шестнадцать лет назад.

Петроний безмятежно вздохнул. Его сегодняшние страдания были почти отомщены.

– Спустя шестнадцать лет никому не нужны лавры доносчика. Чем меньше я буду копаться в этой истории, тем меньше людей узнает о том, какую роль в ней сыграл ты. Поэтому ответь на вопрос и избавь меня от необходимости произносить слова, которые могут показаться грубыми и оскорбительными и о которых мы оба после можем пожалеть.

И без того маленькие черные глаза Корвина сузились, взгляд стал колючим и враждебным, а верхние кончики его огромных ушей налились недобрым, багровым цветом. Некоторое время он молчал, прикидывая, какую тактику предпочесть и, наконец, заговорил:

– Хорошо. Мне нечего скрывать. И нечего стыдиться. Я получил анонимное письмо. Там говорилось, что все погибло, и что Арарик нас предал. Я не знаю, кто был автором, и у меня нет никаких подозрений на этот счет. Я ничем не могу тебе помочь.

– Тебе хватило одного анонимного письма?

– У меня было не так много времени. Если бы в мой дом пришли солдаты, каяться было бы поздно, – огрызнулся Корвин. – В любом случае это оказалось правдой. Обоих Эгнациев арестовали в тот же день. Раньше, чем я пришел к Тавру. Мой донос ни на что не повлиял.

– Ты показывал письмо кому-нибудь? Говорил о нем Тавру?

– Чего ради? Я сразу его сжег. Не хватало еще навлечь беду на человека, который меня предупредил.

– Благородная предусмотрительность.

– Ты намекаешь, что я придумал историю про письмо и про Арарика?

– Это бы упростило дело. К сожалению, я боюсь, что возможно ты говоришь правду.

– В таком случае, если я удовлетворил твое любопытство, я бы хотел надеяться на твою скромность, – заговорил Корвин, через силу выдавливая из себя каждое слово. – Эта история… сейчас она воспринимается не так как шестнадцать лет назад. Учитывая, что… моя роль была невелика…

– И главное, о ней, почти никто не знает. – Петроний насмешливо покивал головой и вдруг, резко оттолкнувшись руками от подлокотников кресла, вскочил. – Время позднее, и я не смею тебя больше задерживать.

Уже у самой двери он обернулся и бросил:

– Кстати, тебя обманули с креслами. У них ножки разные.