– Что скажете? – воодушевленно спросил Каменев. Захваченный происходящим на сцене, он, впрочем, успевал следить и за реакцией других. Первым неожиданно заговорил Уваров:
– Знаете, господа – я, кажется, был большим дураком, что не любил музыку. Не грех в этом признаться. Лучше этого, пожалуй, ничего и быть не может.
– Это вы еще благословение мечей не слышали – и дуэт под колокольный звон…
Званцев сказал, что лучшего исполнения он в жизни не слыхал, Виктор все два акта бешено аплодировал после каждого номера и рассказывать об эмоциях было излишне. Скуповатый на слова Филимонов проговорил только одно слово: «Великолепно».
В антракте в ложу принесли шампанского и начался третий акт, где Валентина на глазах у Рауля выходит замуж за не любимого ею графа Невера. Как выясняется, в первом акте она приезжала к нему, чтобы договорится об отмене свадьбы. Но теперь из-за резкого отказа Рауля католики в ярости – и пожениться влюбленные не могут.
Спокойный обычно статский советник аплодировал стоя, Званцев, желавший еще ближе быть к сцене, едва не выпал из ложи в партер, а Уваров неожиданно для себя обнаружил, что во весь голос кричит «Браво!»
Когда после второго антракта вновь поднялись кулисы, начался четвертый акт. Кто не слышал его, пропустил величайшую в мировой истории хоровую сцену.
Начавшаяся строгим католическим хоралом, за секунды сцена превратилась в истерическое пение, почти крик обезумевших фанатиков, готовящих Варфоломеевскую ночь. Даже призывы главарей сдерживать свой порыв действовали недолго: на несколько мгновений все становилось тише – но затем только, чтобы обрушиться на зрителей во время благословения мечей незримым ударом медных инструментов с еще большей силой. Все большую мощь набирали эти волны, постоянно в этих приливах звуков обнаруживались новые краски, пока…
Из оркестровой ямы вылетело цунами кульминационного диссонанса, оставившее за собой звенящую тишину, когда сам звук уже исчез, но его призрак еще витает в стенах театра. За этим последовал любовный дуэт Валентины и Рауля, колокольный звон, возвещающий о начале избиения гугенотов, и заключительный пятый акт. Из театра расходились молча: слова восторга были лишними, а другие, полные банальностей, произносить не хотелось.
Хорошее утро обыкновенно начинается с чашечки крепкого, желательно, сладкого ароматного чая с лимончиком под свежую бриошь. Нормальное утро – не сказать, чтобы хорошее, однако же и не плохое, начинается с французского круассана и бодрящего стаканчика арабики. Плохое утро началось с очередного трупа.
Около девяти утра, когда в разгаре было очередное совещание двух сыщиков, в полицейский участок забежал Васильевский и с порога истошно закричал: «Убит! Убит!»
На знакомый голос вышел Уваров:
– Кто убит?
– Павел Андреевич! Отравлен, должно быть, – натужно проговорил тот и заревел.
– Спокойно, проходите, – он проводил дрожащего свидетеля в кабинет, а сам вернулся к телефонному аппарату.
– Пошлите труповозку, вот адрес… – приказал он дежурному, а сам позвонил в морг предупредить о новом поступлении. Он вернулся в кабинет с хорошо початой бутылкой водки, конфискованной сначала у сидящего в предвариловке задержанного, а затем у дежурного.
Виктор говорил что-то невразумительное и только что не скатывался в истерику. Не говоря ни слова, Уваров быстро взял со стола граненый стакан, наполовинил его
– Как вы смеете? – кашляя и задыхаясь, прохрипел тот. – Что это значит?
– Рассказывайте, – бесстрастно сказал сыщик.
В течение следующих десяти минут, еще иногда впадая в истерику, но уже более складно рассказывая детали, Виктор выложил все, что знает.
ebooksa