Новая мужественность. Откровенный разговор о силе и уязвимости, сексе и браке, работе и жизни

Согласно результатам исследования, 92% опрошенных уверены: все люди определяют, успешен ли тот или иной человек, глядя на его отношения с деньгами, славой и властью. Другими словами, все считают, будто остальные судят об успехе, основываясь на финансовом благополучии и социальном статусе. Это возвращает нас к тому юноше, который страстно желал достичь успеха лишь для того, чтобы поддерживать иллюзию успеха.

Есть, однако, и хорошая новость. Хотя большинство думают, что другие судят об успехе по деньгам и славе, лишь 10% опрошенных измеряют по тем же критериям свой успех. А то же самое большинство определяет собственный успех, основываясь на качестве своих взаимоотношений, личных свойствах и принадлежности к сообществу. Минутку, что?

Вот она, реальность, способная освободить нас из тюрьмы иллюзий! Не слишком упрощая, скажу: многие из нас гонятся за деньгами, карьерой и материальными атрибутами успеха, полагая, будто это принесет счастье, но одновременно верят, что показателем успешной жизни являются здоровые взаимоотношения с другими людьми. Это снимает с нас оковы. Получается, те самые парни, которые, как мы думаем, осуждают нас, скорее всего, в действительности измеряют собственный успех качеством отношений, как и мы. А значит, нам следует менять установки — не только для мужчин, но и для всех людей. Общество, культура и СМИ кормят нас устаревшими байками о том, что, заработав достаточно денег, мы приобретем достаточно товаров, поднимемся по карьерной лестнице и станем полноценными, насытимся. Но правда заключается в том, что по этой формуле не получается найти подлинное счастье, и тогда мы наконец начинаем оглядываться и заново определять для себя, в чем же состоит оно — счастье.

УСПЕХ В СЛУЖЕНИИ

В течение последних семнадцати лет я шел по ступенькам карьерной лестницы, шагая то вверх, то вниз и, как вы уже поняли, иногда оступаясь и скатываясь к ее основанию. К тридцати шести я успел поснимать рекламные ролики и музыкальные клипы, создал около двадцати короткометражных и полнометражных документальных фильмов и еще два полноценных фильма с большими студиями, а теперь на подходе и третий. Я был и парнем, проходящим с подносом на заднем плане, и героем-любовником во всемирно известном сериале. Я выступал на сцене TED и веду подкаст (с тем же названием, что и эта книга), посвященный исследованию мужественности. Я стал соучредителем продюсерской компании, основателем благотворительного фонда для помощи бездомным в Лос-Анджелесе и совладельцем студии финансирования кино и телевидения. По всем статьям я достиг того самого успеха, к которому призывает нас стремиться общество, у меня есть толпы фанатов, за мной гоняются на улицах, и мне даже приходится использовать псевдоним во время путешествий — обо всем этом я и мечтать не мог в детстве. Я имею все, что должно было, как я думал, принести мне ощущение целостности, самодостаточности и полноценности. Не принесло. Я забирался по карьерной лестнице «высоко», отчаянно стремясь к самой вершине, — только для того, чтобы понять: вершины нет. Этот путь ведет все выше и выше, подогревая мое эгоистичное желание становиться лучше, делать больше, покупать активнее, и все это подпитывается моей потребностью быть полноценным мужчиной.

Удивительно, согласитесь. Это похоже на болезненное пристрастие, жажду, которую невозможно утолить, хотя нам показывают образы людей, чья жажда, кажется, утолена. Может быть, со мной что-то не так? Почему я не могу быть удовлетворенным и счастливым, имея то, что уже получил? Вероятно, потому, что у меня еще нет этого, и того, и… чего-то еще? Такая галлюцинация как раз и лежит в основе идеологии мужественности: тебе всегда чего-то не хватает.

Единственный способ обрести то, чего будет наконец достаточно, — это изменить критерии, переформулировать определения. Начав рассматривать свои отношения с мужественностью, я прежде всего столкнулся со своими отношениями с успехом. Если я хочу стать сильным, уверенным в себе, обеспеченным мужчиной, я должен быть успешным согласно понятиям, принятым в обществе. Но, как я говорил, таким я себя чувствовал, делая всякие «немужские» вещи. Я не ощущал себя мужчиной, когда давил на кого-то, стоящего ниже меня на карьерной лестнице, а если и ощущал, то спустя время чувство превосходства сменялось виной и стыдом. Я стыдился, что сделал кому-то больно или указал другому человеку на его неполноценность, пытаясь приподнять себя в собственных глазах. Я благодарен этому чувству, привитому мне воспитанием и детскими травмами, ведь теперь оно дает мне, взрослому мужчине, больше возможностей для эмпатии. Моя боль позволяет мне чувствовать чужую боль. В моей боли — сила сопереживания. Заставляя других ощущать себя меньшими, я не ощущаю себя большим. Оплата большого чека не превращает меня в собственных глазах в большего мужчину. И женщины, желающие быть со мной, не придают мне веса. Напротив, я чувствую себя сильнее, когда практически ничего не делаю, но разрешаю себе мечтать о чем-то превосходящем мои нынешние возможности. Я чувствую уверенность в себе, общаясь с людьми, которым плевать, на какой машине я езжу. Я чувствовал, что меня ценят, когда брал интервью у друзей, которым оставалось жить несколько месяцев, — ведь именно меня они удостоили честью стать хранителем их историй. Хотя я и боялся, но чувствовал себя в безопасности, когда мы с друзьями честно делились своими проблемами и вдохновляли друг друга. Все это актуально до сих пор. Я чувствую себя в наибольшей степени мужчиной, когда откладываю телефон (иногда это труднее, чем жим с максимальным весом в спортзале, который я практиковал в колледже), прихожу к семье, играю на полу с детьми, — то есть когда мы вместе проводим время. Я чувствую себя мужчиной, когда моя жена, дети и друзья знают, что они любимы и что я готов поддержать их. Я чувствую себя мужчиной, когда могу общаться с другим человеком, разделяя с ним общий опыт, когда способен помочь кому-то — делом, временем или ресурсами. Когда я нахожу в себе достаточно сил, чтобы расплакаться перед женой или в объятиях лучшего друга, и когда показываю своим детям, особенно сыну, что это нормально, что папа тоже может плакать.

Что, если бы карьерная лестница не была… лестницей? Проблема в том, что лестницы всегда ведут вверх. Порой с них можно упасть — когда не на что опереться. Но если бы она не стремилась вверх, приглашая нас лезть все выше и выше, до тех пор, пока мы не устанем окончательно, пытаясь достичь несуществующей вершины? Что, если показатели успешности не иерархичны по природе? Что было бы, если бы лестница лежала на боку?

Что было бы, если бы карьерная лестница превратилась в мост?

Сложившийся в обществе образ успеха — деньги и статус — недостижимая высота; к ней ведет лестница, которая никогда не кончается. Но наши собственные параметры успеха — отношения, личные качества, сообщества единомышленников — служат мостом, соединяющим нас с тем, что (и кто) на самом деле способно дать нам искомое чувство полноты. Я, конечно, неисправимый оптимист, однако я не настолько идеалист, чтобы верить, будто мы когда-либо достигнем того состояния общества, при котором возможность оплачивать счета станет пустяком, а деньги не будут играть важную роль. Но мы можем начать спрашивать себя, в каких точках пересекаются наши бытовые потребности и желаемая самореализация. Каждый ответит на этот вопрос по-своему. Кто-то найдет смысл жизни в работе, с которой и придет наполненность. Другие продолжат работать, просто чтобы работать, а реализуются за пределами рабочего пространства. Кому-то повезет, и он возьмет понемногу от обоих вариантов. Либо ни от одного. Смысл в том, что истинного успеха нельзя достичь, если он зависит от чужого мнения.

И я, хотя и вступил уже на этот путь, все еще борюсь с искушениями; соблазн обладать деньгами, славой и комфортом — штука вполне реальная. Мне приходится постоянно проверять и перепроверять все свои действия и намерения. Я должен вовремя остановить себя, если понимаю, что мое решение спровоцировано страхом или ощущением неполноты, и посоветоваться с семьей, чтобы узнать ее мнение о моем выборе. Я вынужден снова и снова возвращаться к своим «почему», потому что, возможно, как раз сейчас пытаюсь обмануть себя. Ничто из этого не означает, что я все понял, но это, как минимум, свидетельствует о том, что я информирован. Я осознаю, какие установки впитываю, я обращаю внимание на то, насколько мои действия и мысли соответствуют моим ценностям, моей личной идее успеха. Черт, даже сейчас, когда я пишу это, я понимаю, что провожу с детьми меньше времени, чем хотел бы. Я слышу их прекрасный, невинный смех, доносящийся из соседней комнаты, где Эмили укладывает их спать. И внезапно ловлю себя на мысли: а что, если я все делаю неправильно, что, если мои действия не принесут никакого результата? Но я принимаю такой исход, признаю его и позволяю себе пройти через эти переживания, одновременно вспоминая, зачем пишу книгу и ради чего приношу эту жертву. Полагаю, это все, что я могу сделать. Это все, что может сделать каждый из нас. Я прерываюсь на десять минут, чтобы отдать им все свое внимание, мы молимся и желаем друг другу спокойной ночи. Это такая практика закрепления пройденного, возвращение к тому, что я узнал (и продолжаю узнавать) об успехе, и напоминание себе о том, что успех для меня — в приобретении не материальных ценностей и положения в обществе, а связей, отношений и смысла. Он в том, насколько хорошо мои дети знают меня, а я — их. В том, насколько я, как партнер, присутствую в жизни своей жены. Насколько эффективно помогаю своему сообществу. Что делаю с атрибутами своего успеха и славы. Как выгляжу в глазах своих друзей, в целом и в частностях. По-настоящему успешно прожитая жизнь для меня — это жизнь, проведенная с любимыми, в которой я отдам больше, чем получу. И если я все делаю правильно, то к ее концу это соотношение не обнулится.

Поделюсь небольшим приемом, который помогает мне в моменты, когда я чувствую себя потерянным. Представьте, что ваша жизнь подошла к финалу. Вам девяносто пять лет, и врачи говорят, что жить вам осталось всего несколько дней. Кого вы хотели бы увидеть рядом с собой? Вспомнив на смертном одре этот самый момент, пожалеете ли вы о сделанном выборе или будете гордиться им? Помогло ли принятое решение вам или вашим любимым? Привело ли оно к настоящему счастью либо вы приняли его из страха или под давлением? Если вам кажется, что вы слишком усердно работаете, — сочтете ли вы, вспоминая всю свою жизнь, что многое прошло мимо вас, что, постоянно работая ради благополучия семьи, вы в результате упустили семью? Близки ли вы со своими детьми, окружены ли их любовью? Достаточно ли часто вы говорили «Я люблю тебя»? Были ли открыты мелким радостям? Приходилось ли этим радостям соревноваться за ваше внимание с телефоном или вам удавалось отложить его в сторону?

Вот лишь несколько примеров того, о чем вы можете подумать, выполняя это болезненное, но важное упражнение; важное, так как в конце жизни значимым для нас становится не то, что мы приобрели, а то, что отдавали. Так что давайте измерять свой истинный успех не приобретениями, а тем, что мы отдаем ради улучшения мира.

Глава седьмая. Достаточно сексуальный. Интимная жизнь, неуверенность и парадокс порнографии

Секс. Мужчины хотят его. Мужчинам он нужен. Всегда. Везде.

Существует миф о том, что мы думаем о сексе каждые семь секунд, постоянно желаем его и готовы к нему. В конце концов, мы наиболее сексуальные существа животного мира, мы находимся в неустанном поиске партнера — того, с кем могли бы соединиться или кого удалось бы физически завоевать. На самом деле считается даже, что мужчины дарят любовь, чтобы получить секс, в то время как женщины дарят секс, чтобы получить любовь. Ну, то есть мы, мужчины, жаждем, желаем секса. Всё. Время.

Но так ли это?

Признаюсь: это, возможно, самая трудная для меня тема. Она вызывает во мне наибольшую неуверенность. Наибольший стыд. И сделаю еще одно признание. Я долго думал, насколько откровенным готов быть и почему. Тема эта беспокоит меня, я страшусь возможного осуждения и унижения. Она наполнена болью и раскаянием.

Одной главы не хватит, чтобы подробно рассмотреть и изучить ее, но я надеюсь открыть дверь для более широкого обсуждения этой чувствительной и часто табуированной сферы, создать пространство для вопросов и таким образом запустить процесс исцеления. Не каждого моя история заденет за живое — ведь это только моя история. Тем не менее одни и те же темы волнуют многих из нас, идущих по жизни с ранами и травмами; отличаясь по масштабу, они влияют на наши решения, связи и общее ощущение счастья.

Мужчинам внушают, что секс — это то, в чем они должны быть особенно уверены. Но для многих мужчин это не так. Нюансы этих установок варьируются в зависимости от таких факторов, как возраст, раса, религия и культура. И они выстраивают те рамки, в которые, по моему ощущению, — и я до сих пор чувствую это в определенной степени — мужчине необходимо уместить себя, чтобы считаться «настоящим», ведь именно «сексуальный мужчина» и есть «настоящий».

Я всегда намеревался дождаться свадьбы, чтобы заняться сексом (то есть совершить половой акт), так как хотел сберечь девственность для той, с которой решу провести всю свою жизнь. И независимо от того, был ли у меня секс, на меня до сих пор давит необходимость быть постоянно готовым к роли короля спальни, иметь пенис определенных формы и размера и каким-то образом интуитивно знать, что нужно делать в любой ситуации, которая может возникнуть на пути от флирта до полового акта и на всех промежуточных стадиях. В том, что касается секса, ошибкам нет места. По крайней мере, общество хочет, чтобы мы так думали. Но как мы в предподростковом возрасте, да и позже, должны осваивать все эти навыки и изучать собственную сексуальность? Есть какое-то негласное правило, согласно которому мы, мальчики, рождаемся с этим багажом, а все нужное уже записано в нашей ДНК? Или нам полагается приходить в этот мир с одинаковыми знаниями и уровнем уверенности? В одном я убежден: здоровое сексуальное воспитание не возникает из интимных бесед с друзьями и не приходит от родителей или учителей, особенно если семья консервативна либо религиозна. А раз это не идет от тех, кого мы знаем, то какого черта все выглядят такими осведомленными в сексуальных вопросах? Или это просто болтовня? Кто-то из нас действительно чувствует себя уверенно и комфортно в отношении собственной сексуальности с подросткового возраста или мы просто изображаем это и подсматриваем приемчики в порнографии, фильмах и рассказах тех, кто притворяется более опытным? Какую культуру мы ни создали бы, последовательная травля и цензура, возникающие в ней, снова и снова нагружают нас, мужчин, стыдом, который мы даже не осознаём подавляющую часть времени. Мы испытываем стыд, потому что чувствуем себя неполноценными, думая, будто все вокруг осведомлены, будто другие парни разбираются в этом с рождения и, следовательно, отлично помещаются в рамку «достаточно сексуального» мужчины. Но достаточно — для кого?