Золотой лев,

Вот и все, что ей было нужно. В мгновение ока она поняла, что лучшего шанса ей уже не представится, и ее палец лег на спусковой крючок мушкета. Даже сейчас ситуацию можно переломить. Они могут просто выжить

И тут Энн приняла самое худшее решение в своей жизни. Она побежала.

Зверь последовал за ней.

- Нет! - Закричала Юдифь и нажала на курок. Мушкет взревел, выплевывая пламя в темноту, и гиены завизжали от его грохота, разбегаясь во все стороны. Но Юдифь не чувствовала ничего, кроме отчаяния. Внезапное движение гиены превратило ее в движущуюся мишень, и она промахнулась. Она увидела, как хищная гиена набросилась на Энн, и поняла, что она укусила ее около левого бедра, хотя крик Энн затерялся среди дикого воя и безумного смеха, когда остальная стая сгрудилась вокруг девушки. Потрясенные ревом мушкета, забытыЙ теперь в возбуждении, звери последовали примеру своей матроны, бросаясь вперед, кусаясь, отступая назад с мычанием и гиканьем, а затем разворачиваясь, чтобы снова броситься на девушку.

Юдифь перевернула мушкет и, схватив его за ствол, взмахнула им, как дубинкой, с треском опустив тяжелый приклад на спину гиены. Зверь взвизгнул от боли, отступая от нее, но остальные уже почувствовали запах крови в носу и интересовались только Энн. Одно животное вырвалось из стаи, и, к своему ужасу, Юдифь увидела, что его морда была мокрой от свежей крови.

-«Оставь ее, умолял нерожденный ребенок внутри нее. Сейчас мы ничем не можем ей помочь. Но если мы останемся, они разорвут нас на части».

- Помоги мне! - закричала Энн.

Теперь весь клан гиен был вокруг Энн, как бурлящее, какофоническое черное море, когда тело Энн тянули туда-сюда. Юдифь пережила достаточно ужасов за всю свою жизнь на полях сражений в Эфиопии, но ничто не могло сравниться с этим - женщина была расчленена прямо у нее на глазах. Она почувствовала внезапный, ошеломляющий приступ тошноты, согнулась пополам, и ее вырвало прямо в траву. Гиена на краю этой массы, должно быть, учуяла извергнутое содержимое ее желудка, потому что она повернулась и подпрыгнула, а Юдифь попятилась назад, подняв свою самодельную дубинку, но зверь не заинтересовался ею, когда начал глотать ее дымящуюся рвоту.

Затем меч вонзился в череп гиены, и она рухнула, дрожа и покрываясь пеной, оскалив длинные зубы в смертельной гримасе. Юдифь резко обернулась, и мужчина в маске оказался рядом.

- Помогите ей!- сказала она.

С мечом в руке мужчина вышел вперед, встав между Юдифью и гиенами, а затем появились и другие мужчины, португальские моряки и два туземца, вынырнувшие из темноты и занявшие оборонительные позиции вокруг нее. - Помогите ей, черт бы вас побрал! - закричала Юдифь. - ‘Ради Бога, кто-нибудь, помогите ей!’

Человек в маске ничего не ответил. Он стоял там, склонив голову набок, единственный глаз за отверстием был устремлен на отвратительную сцену перед ними.

- Дай мне свой меч, и я помогу ей! - сказала Юдифь.

Это злобное лицо повернулось к ней. – «Закрой рот и смотри,» - прорычал он, когда один из матросов выхватил у нее мушкет.

Гиена подпрыгнула и вцепилась челюстями в предплечье Энн. Она споткнулась под ее тяжестью, ее лицо ярко светилось в звездном сумраке, а глаза, казалось, в последний раз остановились на Юдифи, прежде чем она была втянута в рычащий водоворот и исчезла из виду.

- Ну, пожалуйста!- сказала Юдифь, но даже произнося эти слова, она знала, что Энн уже ничем не поможешь. Гиены пожирали ее живьем. Она слышала, как щелкают их челюсти, как они глотают куски плоти.

И все же она смотрела, не отрывая глаз от ужаса происходящего, пока наконец человек в маске не подал знак своим людям, что они должны идти.

- К счастью для вас, один из негров почувствовал в воздухе запах вашего огня, - сказал седобородый офицер. - Иначе эти дьяволы уже пировали бы на тебе и твоем ребенке.’

Юдифь ничего не ответила. У нее не было слов. Она положила обе руки на живот, прижав пальцы к своей собственной плоти, чтобы они могли почувствовать маленькую ногу или руку, отчаянно желая дотронуться до ребенка и заверить его, что теперь они в безопасности.

Но в глубине души она знала, что ее заверения были ложными. Ибо инстинкт подсказывал ей, что, сколько бы она ни страдала до сих пор, это, конечно, ничто по сравнению с грядущими страданиями.