Ледяной демон

Все счастливы, все много и тяжело работают. Мужчины и подростки пронзают копьями извивающихся рыб или устанавливают в заводях, куда заплывает отдохнуть лосось, сплетенные из ивовой коры сети. Женщины и девушки ловко отрубают рыбам головы, сдирают серебристую кожу, насаживают на колья жирное оранжевое мясо, заполняют оленьи желудки икрой и подвешивают коптиться над костром. Дети рубят дрова для костров и прокрадываются в шатры-коптильни, чтобы украсть и пожевать вкусные тугие глаза лосося.

Люди сменяют друг друга, чтобы костры из веток ольхи не погасли. Все пропахли рыбьим жиром и до отвала наелись сочным мясом и жареными сердцами. Ночью люди валятся с ног от усталости и засыпают, но другие обитатели Леса продолжают пиршество. Медведи, волки, рыси, выдры, росомахи, орлы, вороны… Всем хватает добычи, и все делятся с деревьями.

Торак протыкает очередного лосося и слышит, как Волк, задрав морду к небу, воет от счастья. Темная Шерсть с Камешком учат на мелководье волчат ловить рыбу, они…

Волчат? Но волчат больше нет, они погибли во время удара Звезды-Молнии.

Лес погибает на глазах Торака. Листва скукоживается от жара, почерневшие деревья валятся на землю.

Торак очнулся и понял, что лежит на боку со связанными за спиной руками, запястья примотаны к лодыжкам, а трупный запах стал еще гуще, чем прежде.

Ночь отступила, логово демона постепенно заполнял холодный голубой свет. Торак приоткрыл глаза и увидел на камне огромный череп медведя. В глазницах черепа мерцал красный свет. За камнем с черепом – дневной свет. У пещеры Наигинна два входа, один смотрит на стоянку Избранных – оттуда накануне вечером притащили Торака, – а второй на другую сторону замерзшего водопада.

Торак замерз, у него затекли руки и ноги, саднил порез на щеке, а лицо покрылось коркой запекшейся крови. Торак провел языком по нёбу, по щекам и понял, что осколок кремня все еще во рту. Но какой от него прок?

Звериный рык сотряс пещеру. Над Тораком нависла громадная тень.

Медвежья шкура на Наигинне была присыпана снегом. От него несло смертью. Между когтями на перчатках застряли куски желтого жира. Белые и жесткие от мела космы перепачканы кровью.

Увидев, что Торак открыл глаза, Наигинн скривил губы в усмешке:

– Очухался наконец. Надо было понять, что вырубишься, как только начну.

– И чего не продолжил? – прохрипел в ответ Торак.

– Ты же ничего не чувствовал, вот я и заскучал.

Глаза Наигинна затуманились от пресыщенности. Торака чуть не стошнило, когда он подумал о том, чем мог насытиться этот демон. Когда-то Наигинн был красивым молодым мужчиной, а теперь маска из потрескавшегося мела только подчеркивала скрытые под ней рубцы от шрамов. Обожженная половина лица напоминала волнистый от ветра лед, а от одного уха остался только хрящ.

Присев на корточки рядом с Тораком, Наигинн провел пальцем с когтем по ножу, как будто раздумывая о том, где нанести следующий порез.

Торак видел в его темных глазах желание причинить боль, но не отвел взгляда.

Ледяной демон не ведает жалости, не различает, где добро, а где зло. Он питается страхом. Увидит малейший признак слабости – нанесет удар молниеносно, как змея.

А еще он тщеславен, и, если на этом сыграть, можно немного продержаться…

– Твои люди говорят, у тебя дар превращаться в медведя, – с притворным спокойствием сказал Торак.