Ни мать, ни отец не соизволили поинтересоваться, куда я направляюсь в любимых джинсах, вынимающихся с верхней полки шкафа исключительно по великим событиям, и цветастом шарфике с птичками – Пак одолжил, точнее, всучил мне его, заверив, что нужно надеть хотя бы что-то яркое. Он хотел, чтобы я в кои-то веки почувствовала себя частью чего-то большого и светлого.
Успела я точь-в-точь; когда за мной щелкнула дверь в подъезд, часы показывали без пятнадцати двенадцать – времени хватало как раз для того, чтобы добраться до озера и застать торжественное открытие ярмарки. К тому же я не заставила ждать Изенгрина, уже расположившегося на лавочке у крыльца.
– Доброе утро, – сказала я. – Надеюсь, ты недолго тут мерз.
– Нет. Только что подошел. Ты достаточно тепло одета?
– Не стоит беспокоиться, с утеплением проблем нет. Я думала, с нами будет Солейль…
– Решил не портить тебе этот чудесный день. Он будет ошиваться поблизости, но я попросил его нас не донимать.
Я с облегчением выдохнула. Настроение в упадке и без того.
Изенгрин протянул мне руку, но я с виноватой улыбкой засунула ладони в карманы. Он пожал плечами, и мы зашагали по тропинке к остановке.
В отличие от Пака, Арлекин, Солейля и других он не болтал без умолку. Приятно чувствовать спокойствие, равное одиночеству, будучи в контакте с другим человеком.
Мы не произнесли ни слова; молча ждали автобус, так же молча достигли пункта назначения и так же дошли до озера – как раз к началу. Палатки расставили ровными рядами, чтобы люди не заплутали, тут и там распространяли пьянящий аромат лотки с едой. Люди танцевали, дети играли в догонялки – и между собой, и со взрослыми в абсурдно громоздких костюмах.
– Не нравится? – тут же напрягся Изенгрин. – Если не хочешь, никто тебя не держит.
– Нет-нет, – поспешила оправдаться я. – Просто не привыкла к шуму после домашней тишины. Пять минут, и я вольюсь.
Волк пристально вгляделся в мое лицо, но кивнул, и мы возобновили путь.
Едва линия машин, припаркованных у бордюра, была пересечена, гомон и гул поглотили нас окончательно. Человеческие силуэты толкались плечами и налетали по неосторожности, дети, играющие в снежки, несколько раз запульнули мне прямо в спину, и Изенгрин учтиво помог стряхнуть с куртки снег. Шла я, запихнув руки в карманы и придвигаясь все ближе к Изенгрину.
– Кхм, – вдруг откашлялся он, – тут рядом есть ларек, где продают варенья… Не хочешь туда? Может, найдешь что-нибудь интересное. Если не для себя, то для близких.
Да, это тот самый человек, который ставит интересы других на одну ступень со своими, а то и выше; человек, который видит во мне что-то хорошее. Изенгрин – представитель вымирающего рода добряков.
– Конечно, почему бы и нет.
Он указал направление; я последовала за ним.
Все вокруг было совершенно одинаковым. Повороты, ларьки, дети, облаченные в сарафаны де´вицы с подносами с лакомствами, счастливые взрослые. Кроме того – слепящее глаза солнце. Хоть плачь. Слишком ярко и светло, рябит.
Если бы кто-нибудь попросил меня пояснить дорогу к выходу, я бы не смогла дать вразумительный ответ.
ebooksa