Лисы и Волки

22
18
20
22
24
26
28
30

Тут уж поневоле поставишь себе цель спустить его с небес на землю.

* * *

Масленица пришла неожиданно. Я бы даже сказала, незаметно подкралась со спины и прыгнула на шею, застлав взор золотыми волосами, пахнущими блинами, медом и солнцем. Я не вспоминала о ней до последнего, хоть и не забывала приглашение Изенгрина.

Правда, готовиться было не к чему. По крайней мере, гостям, которые должны просто прийти на озеро, захватив с собой кошелек. Волновались и собирались лишь те, кто принимал непосредственное участие в создании весенней, воскрешающей атмосферы Древней Руси – танцоры, продавцы, кураторы аттракционов, воспитатели, клоуны-скоморохи и прочие, и прочие. Ярмарку давно поставили, но товарами не набили, и последние несколько дней грузчики сновали туда-сюда, а руководители зычно указывали, что и куда. Проезжая на автобусе домой – на улице было слишком слякотно, чтобы ходить пешком, – я видела и то, как бабульки с кульками семенят по дорожкам и «забивают» себе места рядом с палатками. Некоторые ставили таблички с банальными надписями вроде «занято», «места нет!» или собственными именами.

От ярко-желтых и ядовито-синих палаток рябило в глазах даже издали, и, честно говоря, было тяжело представить, как выдержать среди них хотя бы полчаса, особенно учитывая, что там будет шумная толпа.

С утра я проснулась с лютой головной болью, словно череп раскрошили ритуальным камнем. Скелет ломило, перед глазами плясали пятна. Застонав, я приподнялась на локте, второй рукой сжав волосы на затылке, будто это могло мне помочь.

Ночью не снилось снов, не являлась и Варвара. Погоду вечером по телевизору обещали солнечную, безветренную. Так почему настолько сильно раскалывается голова?

В кладовке тускло горела единственная лампочка. Щурясь, я огляделась. На матраце моя тушка покоилась в одиночестве.

Странно. Обычно Пак остается до последнего.

Вздохнув, я соскользнула с новой постели, небрежно застеленной старой курткой, и заковыляла к выходу. Я уже почти дотронулась до ручки, когда дверь, ведущая в квартиру Пака, громко хлопнула.

– О, ты проснулась, – защебетал лис. – Кошмары не навещали, пока меня не было?

– Нет. Куда ты пропал?

– Костюм гладил. Я танцую же, в мятом неприлично как-то.

Пак был одним из согласившихся танцевать на празднике. Точнее, он просто проявил инициативу. За две недели до Масленицы школьников созвали в актовый зал – они забили его до основания, некоторым пришлось даже залезть на подоконник. На сцену взошла неугомонная учительница обществознания, она же замдиректора, и громко зачитала сведения о проводе зимы; стандартная информация – когда произойдет, где, во сколько, какие мероприятия организованы. А затем сообщила, что «нашей школе поручено подготовить пару номеров». Пак, король-солнце танцевального кружка, тут же предложил поставить народные танцы наравне с ребятами из спортцентра («утрем им нос!»), и его идею поддержали. В итоге, теперь и он сам, и те, кто посещали с ним кружок, обременились обязанностью выплясывать на самодельном деревянном постаменте в традиционных нарядах. Весьма прохладных для этой поры, надо заметить.

Опершись о стену, я повернулась к нему лицом.

Он скакал по кладовке в попытках натянуть красный сапог. Причем выглядел при этом крайне странно, и я не сразу определила, что это из-за одежды и прически – волосы он зачесал назад, заправив за уши; на рукавах простой рубахи вились вышитые узоры.

– Сейчас-то ты зачем вырядился?

– Ты, Хель, как Германия, нападаешь без предупреждения. То все в порядке, то вдруг какие-то претензии. Что тебе не по душе?

– До начала еще часа три, а ты уже в… этих шмотках.

– Во-первых, дорогая, у нас репетиция. Во-вторых, полтора, а не три.

Я опешила: