Рядом семенил Афоня, беспрерывно оглядываясь и улыбаясь беззубым ртом, от чего его дряблое лицо собиралось в сморщенный комочек. Сзади чинно выступали мартеновцы, прокатчики и все те, кто считал отправку бронепоезда своим кровным делом. Афоня, подбегая то к одному, то к другому, хвастливо уверял:
— Я говорил, что без французов управимся. Слава богу, тоже не лыком шиты. Насмотрелись на их секреты, сами колдовать умеем.
Шедшие сзади не разделяли восторгов Афони. Шли молча, ждали результатов проверки.
— Афоня! — закричал из-под листа Иван. — Бери у меня в кармане наган, стреляй в спину.
Афоня испуганно попятился.
— Разве я контра какая, в тебя стрелять буду?
— Стреляй, я тебе говорю! — озорно подзадоривал Иван, а сам уже тяжелым нащупывающим шагом подходил к шлаковой насыпи.
Здесь стальной лист привалили к высокой куче шлака. Иван потер ладони, на которых остались красные полосы, и дружелюбно улыбнулся:
— Отойдите, товарищи, а то отскочит рикошетом, — и потянул из кармана старый наган с истертой рукояткой.
Рабочие попятились, Иван отступил на два шага и выстрелил. Ровная круглая дырка засияла в верхней части листа.
— Вот тебе и рикошет, — проворчал Тимофей Реудов и провел по бороде шершавой ладонью.
Афоня сконфуженно чесал затылок и смотрел в сторону, словно его совсем не интересовало происходящее. А кузнец Петр Лучинин для чего-то разъяснял:
— Вот и у Лесснера на заводе пулеметные щитки так проверяли. Если дыра — не годен, если белое пятнышко — хорош.
Несколько минут Иван стоял неподвижно, держа наган в опущенной руке. Потом присел на корточки и долго смотрел на лист нелюдимым и обреченным взглядом.
А за его спиной слышались возгласы:
— Да, брат, продырявило.
— В такой одежке много не навоюешь.
— Французы, те наукой пользовались, а мы что? На ура хотели взять.
Иван медленно выпрямился, и все испуганно на него поглядели — так сильно переменилось его лицо. Ни на кого не глядя, он круто повернулся и стремительно зашагал в цех. Стоявшие у листа видели, как он на ходу засовывал и никак не мог засунуть в карман револьвер.
Неизвестно, что произошло в душе Ивана Краюхина, но по тому, как он подошел к печи, по взгляду, которым он следил за тем, как бегали с лопатами вспотевшие рабочие, было видно, что крепко уперся человек в какую-то невидимую преграду и либо собьет ее и попрет вперед, либо расшибет собственную голову.