Нет, он никуда не уйдет от этих горячих мартенов, от раздражающих запахов, от неотступной тревожной мысли. Перед ним желтый бланк телеграммы — боевой приказ, веление партии. Он не инженер и даже не техник, но он — большевик, и, значит, ни о каких сомнениях и отговорках не может быть и речи.
Он уже не мог сидеть. Под его тяжелыми сапогами прогибались тонкие половицы. Теперь он понимал, почему Александр Иванович большую часть рабочего дня проводит на ногах. Этот человек на всю жизнь заряжен неукротимой энергией. Она перебарывает все: усталость, сон, голод. «Ты теперь Гофман», — вспомнил Иван слова Александра Ивановича. Ну что ж, Гофман так Гофман. Иван забросил в угол толстые рукавицы, снял с гвоздика и надел чистый суконный пиджак. Потом, заложив руки за спину и важно поглядывая по сторонам, отправился искать Афоню Шорова. Эх, сигару бы раздобыть подушистее! Наверное, со стороны он выглядел довольно смешно. Рабочие, провожая его взглядами, улыбались.
— Иван, подушку на брюхо-то положи. Начальник, а живот подвело! — крикнул ему кузнец Лучинин, тащивший на плече порванную цепь.
Афоню Иван нашел на второй печи. Мастер выпустил плавку и собирался спуститься в разливочный пролет посмотреть новорожденную сталь. На его темном лице, в глубоких морщинах блестел пот. Маленькие выцветшие глазки весело светились. Иван решил показаться не менее строгим, чем Гофман, и думал, как начать разговор с мастером. Но Афоня, ничего не замечая, заговорил первым:
— Полюбуйся, Семеныч. Истинно сказано, что своя ноша не тянет. — Он указал на подручных, которые делали завалку. Мокрые рубахи на их спинах дымились, блестели горячие красные лица. — А ведь знаю, голодные как волки. Разве при французе так старались?
— Подожди с французами, вспомнил не вовремя…
Иван не договорил. На канаве тревожно и зло закричали:
— Кончай лить! Прошибло!
Иван метнулся на крик. Афоня еще не успел спуститься по узкой железной лестнице, а «неприступный Гофман» уже орудовал огромной лопатой. Рабочие пятились от него, стараясь укрыться за огромными кучами мусора.
— Засыпай! Чего смотрите? — рассвирепел Иван. Сорвал с себя пиджак и, не глядя, откинул в сторону.
Канавщики дружно схватились за лопаты. Сухая окалина и мусор полетели в канаву, где между чугунными изложницами разливалась ослепительная лужица. Нельзя дать металлу разлиться по всему поддону, а то беда — посадишь «козла». Жидкий металл недовольно фыркал и стрелял вверх крупными искрами.
Первоначальная пассивность канавщиков объяснялась простой силой привычки. Прошибы на канаве часто случались и раньше. Расплачивались за это рабочие, причем зачастую те, кто не имел к прошибу никакого отношения. Это была система Гофмана. Он приходил на канаву молча и важно и, не обращая внимания на утекающий металл, тыкал пальцем в рабочих, которые первыми попадались ему на глаза, и коротко говорил: «рупь». Шедший за ним учетчик записывал фамилии. Спасаясь от штрафов, рабочие выработали свою систему. Завидев усатую физиономию заведующего, они незаметно исчезали, предоставляя металлу свободно разливаться по канаве.
Когда течь была остановлена, Иван обнаружил, что пиджак его валяется на куче мусора и по нему прошла не одна пара ног. Пострадал, впрочем, не один пиджак, но и рубаха, и лицо, и руки. Исполнять роль Гофмана в таком виде было просто невозможно. Да Иван не особенно и огорчался.
— Слава богу, обошлось, — удовлетворенно заговорил Афоня, поднимаясь вместе с Иваном к печам. Мастер болезненно переживал потерю каждой капли металла.
Иван остановился у колоды с водой, вытряс пиджак и принялся умываться. Афоня ждал.
— Тебе известно, что мы начинаем варить броневую сталь? — спросил Иван, утираясь носовым платком.
— Броневую так броневую, не впервой, — не задумываясь, ответил Афоня.
— Что не впервой? Ты не юли, я с тобой серьезно говорю.
— А я что? — испуганно воскликнул Афоня, склоняя набок птичью головку и удивленно глядя на железные, заваленные пылью переплетения крыши. — Какую нужно, такую и сварим, если есть на это революционный приказ.
— Приказ есть. У меня телеграмма от Ленина.
ebooksa