Радуга — дочь солнца

22
18
20
22
24
26
28
30

А время шло. Молодые дубки, охранявшие поляну, превратились в могучих великанов с красивыми развесистыми кронами. Один из них, тот, что стоял особняком недалеко от дома, высокий и стройный, Иван Васильевич особенно любил. И однажды вечером, когда сидели всей семьей за самоваром, сказал детям:

— Умру, похороните под этим дубом. Таков мой наказ.

Сказал просто так, на всякий случай, чтобы знали. О смерти не думал, хотя в ту пору ему было уже под семьдесят. Был он по-прежнему худощав, жилист и крепок, только седина пробилась в бороду да глубокие морщины прорезали лоб. Но глаза не утеряли зоркость, не ослабли руки, и, как и раньше, он без промаха бил влет из бельгийского охотничьего карабина.

Да и кто будет думать о смерти, когда вокруг творились великие свершения. Газеты и радио приносили удивительные вести: Днепрогэс, Магнитка, Московский метрополитен. Смолоду Иван Васильевич учился мало, и теперь жадно впитывал в себя все, что доводилось узнать. А узнать можно было многое — восемь человек детей, и все учатся. Особенно любил Иван Васильевич по вечерам слушать, как читает вслух его внучка Поля.

— Теперь дела пойдут, — удовлетворенно говорил он, слушая рассказ о папанинцах. — И подальше полюса заберутся. Руки у людей раскованы.

Было, конечно, и такое, что немало огорчало старого лесника. На соседнем участке лесником работал Блинов. Встречались они редко, разговаривали мало, но Иван Васильевич знал, что Блинов люто возненавидел его с тех пор, как он однажды сказал ему:

— Не по совести живешь, Николай Трофимыч. За водку продаешься, лесом спекулируешь. Смотри, не пришлось бы отвечать.

— А что, он твой, лес-то? — огрызнулся Блинов.

— Не мой и не твой — общий. Потому и говорю.

— Вот в том-то и дело, что не мой и не твой. Значит, и не лезь, куда не просят.

— Ну, вот и поговорили, — спокойно сказал Иван Васильевич. — Теперь ты знаешь, попадешься с поличным — мимо не пройду.

3

Потом началась война. И сразу все остальные заботы отодвинулись на задний план. Сыновья ушли на фронт. Внучка Поля жила в Рузе, она только что окончила среднюю школу. Иван Васильевич, как и в первые дни, остался вдвоем с Екатериной Максимовной. Иногда прибегал внук Павлуша. Сводки с фронта приходили одна тревожнее другой. Враг прорывался все дальше в глубь страны. Пал Смоленск. А через несколько дней пришло сообщение о гибели сына. Весь этот день Иван Васильевич провел в лесу, домой вернулся с почерневшим лицом и вечером долго стоял у колодца, вглядываясь в холодное осеннее небо, откуда доносился тяжелый гул идущих на Москву вражеских бомбардировщиков.

Каждую ночь на западе багровыми зарницами полыхало небо, глухой прерывистый рокот несся над лесом. Иван Васильевич брал с собой собаку Альму и выходил на дорогу. Угрюмо глядел, как в сторону Москвы тянутся военные обозы, идут усталые бойцы в запыленных касках. Да, плохи дела. Огромная беда обрушилась на Родину.

В один из таких дней Иван Васильевич встретился с Блиновым. Старая ссора как-то забылась. Не до того было. Почти дружески поговорили о последних событиях, поделились новостями. Блинов завистливо покосился на карабин, висевший на плече у Яшина. Не удержался, сказал:

— Эх, вот бы мне такой! Глядишь, зайчонка бы и подстрелил. Голодно ныне стало.

— Застрелишься еще спьяну, — пошутил Иван Васильевич. — А может, фашистов задумал бить? Так и скажи. Ружей у меня целых пять штук.

— Зачем же их бить? Они хоть жить нас по-новому научат.

У Ивана Васильевича задрожали пальцы и страшная судорога перекосила лицо.

— Дурак!.. — с трудом выдавил он из себя и первый раз в жизни грубо нецензурно выругался. — Пойдем, Альма, — и, круто повернувшись, пошел прочь.

4

Екатерина Максимовна стала замечать, что с мужем творится что-то неладное. На слова стал совсем скуп, все о чем-то думает. Несколько раз надолго уходил из дому, но без ружья, — значит, не в лес. А потом к нему пришли какие-то люди, по виду городские, и они долго сидели под окнами на лавочке и тихо разговаривали.